Ты будешь наша

От кого, Полин? От самой себя не убежать, не спрятаться.

Рома продолжает мучить, лаская моё тело с какой-то дикой возбуждённостью. Сжимает кожу до покраснения, целует шею, ключицы, полушария груди, кусает чувствительные соски. А я уже не могу сдерживать свои стоны, своё желание. Хочу его! Хочу, чтобы он заполнил меня собой, чувствовать его в себе, стать с Ромой единым целым.

Но Рома не торопится, спускается всё ниже, прикусывая каждый уголок моего тела, до которого доходит, и, сжав мои бёдра, заставляет максимально раздвинуть ноги.

Словно одичалый, дёргает на себя, и моя попа оказывается на самом краю тумбы. А Рома опускается на колени и припадает губами к моей промежности. По телу словно электрический разряд запускают, и, затрясшись, словно меня, и правда, бьёт током, я уже окончательно теряю себя.

Рома, словно извергающийся вулкан, сжигает всё вокруг, в частности, меня. Голодный, дикий, страстный – он заставляет меня гореть в его руках. Сжимая мои бёдра до сладкой боли, прикусывает чувствительный клитор и тут же проводит языком, стирая лёгкую боль. Всасывает, делает круги кончиком языка, целует с необузданным чувством, доводя меня до мощного оргазма.

Не успеваю толком прийти в себя, Рома даже вздохнуть не позволяет и, поднявшись на ноги, прикасается губами к моим. Чувствую свой собственный вкус на его языке, и это безумно возбуждает.

Когда он успел расстегнуть ширинку и выпустить из тесных боксеров налитый кровью член, я не знаю, но, когда разгорячённая головка касается всё ещё полного желания клитора, я вздрагиваю.

– Если я не окажусь в тебе, меня разорвёт, – его голос звучит как-то по-зверски, буквально посылая вибрации в моё тело.

Всё это, словно сцена из фильма для взрослых. В коридоре, на тумбе, не до конца раздетые. Дико, но безумно сексуально. Никаких шёлковых простыней, зажжённых свечей и клубники со сливками. Как животные – голодные друг до друга.

Резкий толчок, заполняющий меня до предела, буквально выбивает из меня дух. Лишает воздуха, разума и приличий. Остаётся лишь животный инстинкт.

– Твою же мать! – рычит Рома, на миг застыв и прислонившись лбом к моему. – Это лучше, чем я представлял, – едва выговаривает и, целуя так, словно хочет меня сожрать с потрохами, начинает двигаться во мне.

Резкие, жёсткие, звериные толчки, заставляющие стонать всё громче. По венам течёт раскалённая лава, тело в огне, мозги в кашу. И каждое новое движение лишает меня воздуха. Доводит до края сознания, до безумства.

Он вколачивается в меня, как одичалый. Шлепки ударяющихся друг о друга тел, кажется, слышны во всём подъезде. А мои стоны-крики и вовсе весь район слушает. Безумная страсть, необъяснимые дичайшие ощущения, взрыв эмоций. Вокруг всё плывёт, кожа горит в местах, где Рома оставляет свои метки, следы губ, зубов. Тело, словно тетива лука, – заденешь пальцем, и она колебаться будет несколько часов подряд.

– Рома… – вырывается из меня вместе со стоном.

– Какая же ты чувствительная, – хрипит мне куда-то в шею. – Как же я тебя люблю, – проговаривает, особенно резко толкаясь во мне.

Тумба под нами уже скрипит, ножки скребут по полу, а Рома, впившись в мою талию, буквально насаживает меня на свой каменный член. Смотрит мне в глаза, словно сам не верит, что это я. Прерывается, чтобы прикусить уже покрасневшие соски, целует шею, щёки, губы, а я будто теряю сознание.

Вдруг он останавливается, вынимает из меня свой член и, подняв с тумбы, ставит на пол. Одним движением снимает с моих плеч халат и бросает его куда-то в угол. Резко разворачивает спиной к себе, заставляет лечь грудью на плоскую поверхность и, залепив звонкий шлепок по попе, входит в меня под другим углом. Закричав от неожиданности, от взрывных эмоций, задираю голову к потолку, и для Ромы это как приглашение.

Намотав мои волосы на свой кулак, второй рукой сжимает ягодицу, словно пригвождает меня к месту. И будто переключив в себе какие-то функции, начинает по-новому толкаться во мне.

Я уже едва стою на ногах и, если бы Рома не держал меня, давно бы упала на пол бездыханной куклой. Голос совсем охрип, в горле першит от непрекращающихся стонов-криков. Он буквально вколачивает меня в несчастную тумбу, которая с каждым его толчком бьётся о стену.

Очередной щепок по ягодицам, и Рома сильнее тянет меня за копну волос, запрокинув голову назад, что позволяет ему дотянуться до моих искусанных губ. Несколько резких, звериных и голодных толчков, и я с громким криком сотрясаясь, словно ко мне приложили высоковольтные провода, взрываюсь. Несколько долгих секунд бьюсь в этой агонии, трясусь, будто в лихорадке, и только когда Рома рычит сквозь зубы что-то невнятное, толкается в последний раз, заполняя меня своим семенем, я, обмякнув, кладу голову на деревянную поверхность тумбы.

– Я почти умер, – шепчет Рома, уткнувшись носом в моё влажное плечо. – Умер от безумного удовольствия.