Ты будешь нашей мамой? (СИ)

Сейчас не понимаю тех, кто рвется к яркой насыщенной жизни. Лезет из кожи, доказывая каждому встречному свою индивидуальность. Мне до смерти надоело быть в центре внимания. Бежать и выбираться из приготовленных заботливо ловушек. Разрывать себя на сотни частей, стараясь угодить, если не всем, то большинству. Испытывать противоречивые эмоции. Перебирать крошечные осколки счастья на бесконечной нити бессмысленного бега по кругу. Оставьте меня. Все.

Совсем недавно я рассуждала о принятии и понимании. Вдали от своего мучителя и жизни, наполненной болью — это делать легко. Но прошлое вернулось, распахнув дверь моей души нараспашку тяжелым сапогом. Потопталось, оставляя грязные следы, на первом снеге, присыпавшем старые раны, и раскопало воспоминания, от которых тянет истерически визжать от страха. И… содрогаться от приступов удовольствия.

Надвое, на четвертинки и снова на половинки разорвано мое сердце. Истекает кровавыми слезами от невозможности изменить существо, рядом с которым я хочу быть вопреки всем различиям между нами и его поступкам. И… от невозможности полюбить человека, который положил к моим ногам, пусть не целый мир, но крохотный его кусочек. Абсолютно не нужный мне. В ней отсутствует самая важная часть — Он. Как же я докатилась до жизни такой?!

Никогда ничего не просила и не прошу. Никогда не ставила себе цели сама, смиренно или же с вызовом выполняя назначенное мне другими. А, наверное, должна была. Меня не донимал вопрос: чего хочу я. Быть как все — лежало на поверхности слабо колышущегося человеческого моря.

Как чувствует себя рыба, неожиданно выхваченная быстрокрылым альбатросом из глубины? Бьется, трепыхается, всеми силами стремясь слиться с такой родной для нее средой, где все привычно и знакомо. Она не понимает, что летит… Что ей показали бескрайнее и свободное голубое небо…

Зачем оно нам? У нас нет крыльев. Мы привыкли ныкаться по щелям от острозубых хищников, мы привычно чувствуем себя только в центре толпы, выталкивая наружу тех, кто послабее, подставляя их под мощные челюсти охотников. Мы заливаемся в едином порыве притворными слезами сочувствия, нагло смотря в глаза жертве и радуясь, что кто-то другой вместо нас растерзан и перемолот. Пришел и мой черед.

Я полностью отдаю себе отчет в своих действиях. Намерения серьезны, как никогда. Ведь на кону опять жизнь и смерть. И снова не моя… Со мной все кончено. В кои-то весы. Я больше не игрок по чужим правилам. Вышла. Самоустранилась. Почти. Остался последний выход. Блистательная точка в череде сомнительных побед. Мне надоело бестолково бороться за жизнь! Быть разменной монетой в сражениях сильных мира сего. Жизнь — последняя карта в моей колоде. Нет причины. Нет и последствий. Все оказалось до смешного просто. Теперь я знаю — иногда гораздо проще умереть!

Лопнувшее стекло… Горячая струйка крови по щеке за воротник… На пальцах, инстинктивно зажавших рану… Покрытая слоем черного льда зала… Не «почему льда»? А «почему черного»… Стайка девушек процокола каблучками по коридору. Задорный смех, шутки. В следующий вдох знакомые руки откроют дверь, и я услышу:

— Риина! Пойдем гулять в парк, там снег выпал… Первый… — произносит Лисардо, а дальше, — что случилось?! — обеспокоен Император. Он растерянно осматривает лед, замечает кровь и неподвижную фигуру на ложе. Только синие глаза — маленькие островки жизни на белом лице.

— Ничего, — и это правда. Еще не время, но уже скоро.

— У тебя кровь! — вскрикивает он, стирая влагу с лица. Ну, вот, испачкал светлые перчатки. Он несет меня на руках к своим покоям, за нами — храны. Молча переглядываются. Чуют, но не могут осознать, откуда им ждать опасность.

— Ты так неосторожна, — мягко упрекает меня мужчина, — ведь мог войти кто угодно, а еще слишком рано открывать твою тайну обществу Высоких.

— Прости меня, — пусть думает, что извиняюсь за это.

Теплые губы накрывают мои. Так странно: я не чувствую вкуса. Совсем. Откликаюсь. Фальшиво.

Как прожить оставшееся время на жалких остатках собственной воли? Ищу ответ на этот вопрос, пока мы одеваемся. Идем по коридорам и выходим на улицу. Крупные хлопья в медленном тягучем хороводе опускаются на землю, укутывая ее. Красиво… Морозный воздух пощипывает кожу на лице, добавляя яркого румянца. Дыхание стынет на игривом ветру. Танцуя новорожденными снежинками…

Наша с Императором пара вливается в общие увеселения под одобрительные крики Высоких. Первый снег на всех так действует: на один вечер уравнивая детей и взрослых. Мы играем в снежки, валяемся и валяем друг друга, заталкивая снег за шиворот, и с воплем убегаем от коварных мужчин, устроивших засаду с белоснежными снарядами на женщин. Разжигаем огромный костер, общипав все окрестные деревья. Греемся, делимся найденными в карманах сладостями, покупая их за шутливые поцелуи. Пожалуй, редкий восход, когда многие искренне наслаждаются общением, задвинув дела и вражду на «потом».