Ты будешь страдать, дорогая

— Ладно, — буркнула она скорее себе, так как почувствовала, что у нее нет другого выхода, кроме как остаться. Она сомневалась, что Агустин снизойдет к ее мольбам. А Фелипе… Неужели он все еще не оставил мысли о наказании? Видимо, да, ибо, и пальцем не пошевелил ради того, чтобы высвободить ее из этой западни. Без сомнения, скоро выложит перед ней очередную порцию притязаний. Поехал кататься на лошадях с Бьянкой! Пытается побольнее ее ударить — или же просто предпочитает общество своей кузины? Джемме было все равно. Похоже, портрет ей таки придется написать, так как иного пути к свободе у нее нет. Если Фелипе вернется в объятия своей кузины — вполне возможно, что портрет будет готов в рекордно быстрые сроки. — Ладно, — повторила Джемма. Она справится. Теперь она чувствует в себе силы для борьбы. — Не могли бы вы прислать Пепе за моим чемоданом, Мария? Даже если я и останусь, то не в доме…

— Я нет понимать… — округлила глаза Мария. Джемма улыбнулась.

— Все в порядке, Мария, особенно и понимать-то нечего. Я перееду в студию, только и всего. Знаю, что Агустин придет в бешенство, но по крайней мере я не буду вертеться у всех под ногами.

Несколько секунд Мария глазела на нее в благоговейном ужасе, а потом покачала головой:

— Вы есть сумасшедшая, вот что!

— Точно, Мария, вы правы! — тяжело вздохнув, согласилась Джемма.

Глава 7

— Вы опоздали, а я было решил, что вы уже поняли: я не выношу непунктуальных людей! — возмущенно встретил ее Агустин, когда Джемма появилась на пороге его кабинета.

Она едва удержалась от истерического смеха. Дела идут все хуже и хуже. Нет, они все сумасшедшие, эта семейка де Навас!

Остановившись перед его столом, Джемма сама перешла в наступление:

— Я не хочу писать ваш портрет. Я хочу уехать, но…

— А карьеру продолжить хотите? Так вот, вам нечего будет продолжать: если я захочу — она тут же закончится!

Опять угрозы! У этого человека и его сына, может быть, и есть разногласия, но характерами они похожи как две капли воды. Грубые, жестокие, злобные эгоисты! Она нисколько не сомневалась в их способности полностью разрушить ее карьеру.

Собравшись с силами, Джемма продолжила ровным тоном:

— Вы позволите мне закончить? Я не хочу оставаться, но, поскольку вы не разрешаете мне уехать, я останусь на определенных условиях…

— Не пытайтесь со мной торговаться…

— Что вы, ничего подобного, уверяю вас! Я знаю, чего хочу, и намерена это получить, — тон Джеммы был суровым. — Вы можете угрозами заставить подчиниться свою семью, Агустин, но не меня.

Ее душил горький смех. Она и есть его семья, его родная кровь и именно поэтому выступает против него. Все дело в генах. Какая-то их часть наличествует и в ней.

— Меня сюда пригласили для выполнения определенной работы, и я эту работу выполню, но я не желаю иметь ничего общего на личном уровне ни с одним из вас. Я хочу переехать в студию, работать там, спать там, есть…

— О чем вы, черт возьми, говорите? — резко оборвал ее Агустин. — Что за студия?

Студия была сокровенным капризом Агустина, он соорудил ее для любимой женщины. Ни единая душа не смела приближаться к этому месту. А Фелипе нарушил запрет, и теперь Джемма поняла, зачем он это сделал — не для того, чтобы облегчить ей работу, но чтобы вонзить Агустину нож в спину. На долю секунды она прониклась сочувствием к человеку, который стоял перед ней. Он казался уязвленным и сбитым с толку.

Джемма кивнула в сторону двойных дверей, запертых с тех пор, как она закончила портрет Кристины.

— Извините, — пробормотала она, — мне искренне жаль, но, ожидая, пока вы вернетесь из Маракайбо, я писала портрет Кристины. И работала в студии, поскольку другого подходящего места не нашлось. В доме слишком темно и… — Голос ее беспомощно затих. Она ждала вспышки негодования, гневных слов, которые, без сомнения, должны были сорваться с его губ.

Белый как мел, Агустин не сводил с нее глаз.

— Почему вы извиняетесь? — тихо спросил он. Он не взорвался от ярости, и для Джеммы это все объясняло. Он был оскорблен до глубины души. Если Фелипе преследовал именно такую цель, то он в ней вполне преуспел. О Боже, как жестоко все они обращаются со своими чувствами.

— Потому что я догадалась, что значит для вас эта студия, — мягко ответила Джемма. — До меня дошли слухи о том, почему вы ее построили…

Он остановил ее едва заметным жестом руки и медленно, как будто не доверяя услышанному, покачал головой. Больше он ничего не хотел слышать.

— Пусть Мария поможет вам устроиться. Полагаю, в данных обстоятельствах вам в самом деле лучше жить там. — Он поднял на нее глаза. — Вам было тяжело, верно?

Со своей проницательностью он тотчас догадался, что ей пришлось пережить с Фелипе. Джемма не отводила взгляда, между отцом и дочерью на мгновение протянулась невидимая нить, только откуда взялось это впечатление — Джемма не могла сказать наверняка.

— Да, нелегко, — призналась она, но на этом ее признания и закончились. Она гордо вскинула подбородок. — Если я устроюсь уже сегодня, то завтра можно начать прямо с утра, вы согласны?

Он кивнул:

— Принимается.