Ты Был велик. Луций Анней Сенека

Услышав это, присутствующие залились слезами, на что Сенека строго покачал указательным пальцем:

- Где же ваш разум, в течение стольких лет мужественно приучавшийся переносить превратности судьбы? Разве жестокость Нерона была еще кому-либо неизвестна? И кого же еще оставалось убить императору после того, как он убил свою мать и своего брата, как не прежнего воспитателя и наставника? Вскоре он получит воздаяние по делам своим, а вы будете тому свидетелем. Но сейчас мой черед.... нет, наш. Стаций, ты готов?

- Да, господин.

- А ты, Паулина?

- Настолько, что готова быть первой, - женщина гордо вскинула голову и протянула вперёд левую руку. - Стаций, режь!

Опытный врач, он быстро и ловко справился со своим делом, и когда на пол закапала первая кровь, Сенека и Паулина сели рядом на скамью, неотрывно глядя друг другу в глаза. Для этих двоих, находившихся на пороге вечности, уже не существовало ни людей, наблюдающих за их смертью, ни виллы, ранее дарившей им столько счастья, ни воспоминаний, которые теперь были ни к чему. Сейчас они были наедине друг с другом, и именно так собирались уйти в мир иной, чтобы больше не разлучаться никогда.

Между тем, как оказалось, драма только начиналась. Жизнь отчаянно боролась со смертью, а та, призванная столь неожиданно, вовсе не торопилась забрать две несчастные жертвы. У Сенеки, истощенного старостью и строгим образом жизни, кровь вытекала очень медленно, а потому, чтобы ускорить ее истечение, он приказал открыть вены также на ногах и на коленях. Утомленный сильнейшей болью и боясь смутить жену видом своих мучений, а также и сам опасаясь смущения при виде ее страданий, Сенека велел перенести себя в другую комнату. Она, уже ослабевшая, находясь в полубессознательном состоянии, не сопротивлялась этому приказу, но едва за ним закрылась дверь, центурион, оставшийся в комнате, приказал рабам перевязать ей руку, а затем послал одного из них в императорский дворец, наказав срочно передать короткую записку второму префекту преторианской гвардии.

Тем временем, в соседней комнате, где находился Сенека и остальные, разворачивался второй акт драмы. Кровь упорно не желала покидать тело, и даже из шести надрезов вытекали лишь небольшие капли, которых хватало только на то, чтобы еще больше испачкать некогда белую тогу философа.

- Стаций, друг мой, я так больше не могу, - сказал Сенека, покачав головой. - Дай мне яд, пожалуйста. У тебя есть с собой что-нибудь?

Врач коротко кивнул:

- Есть цикута, господин.

- Давай скорее... да не отмеряй ты эти капли, выливай всё! Ваше здоровье, друзья мои!

Схватив стакан с водой, в которой развели яд, Сенека за несколько глотков выпил содержимое, а затем откинулся на спинку кресла и прикрыл веки. Прошла минута, две, три. Присутствующие молча смотрели на мертвенно бледное лицо учителя, но затем, когда Стаций Анней приблизился, чтобы пощупать пульс, Сенека вдруг вновь открыл глаза.

- Что ты мне дал? - тихо спросил он, одновременно приподнимая руку, чтобы вытереть об тогу липкую кровь. - Кажется, уксус?

- Нет, господин. Чистейший настой корня цикуты. Этого количества хватило бы на пятерых.

- Тогда в чём дело? - Сенека покосился на присутствующих, среди которых послышался возбуждённый шепот. - Что же это за мука! Право, если бы не Паулина, то лучше бы я перерезал себе горло...

Врач в ответ лишь пожал плечами:

- Видимо, яд не доходит до важных органов. Крови в жилах слишком мало.

- Тогда что делать? Я уже сам хочу умереть как можно скорее.

- Надо её разогреть.

- Как?

- Горячая ванна, например.

- Отлично! Эй, Феликс! - Сенека пальцем указал на одного из своих рабов. - Пусть несут с кухни горячую воду. Заодно представляется возможность умереть чистым.

Когда ванна была наполнена, слуги бережно взяли тело своего господина, перенесли его в ванную комнату, сняли одежду и положили в воду, горячую до того, что она обжигала им руки. Сенека ещё даже нашёл в себе силы обрызгать всех присутствующих, сказав, что это воздаяние Юпитеру-освободителю, а затем тело его обмякло и через несколько минут он испустил дух.

Что касается Паулины, то вернувшийся вскоре раб передал центуриону, что император Нерон, не имея к ней личной ненависти не желает её смерти и приказывает спасти женщину. Центурион, убедившись в смерти Сенеки, тут же передал приказ императора Стацию Аннею, который и обработал рану Паулины, остановив кровотечение. Она прожила ещё около года, свято храня память о муже, чью тело было немедленно сожжено без всяких торжественных обрядов, но потеря крови была столько велика, что ослабленный организм так и не смог полностью восстановиться.