Стоит на коленях перед Германом…лицо на уровне ширинки. А сама она, без зазрения совести растирает полотенцем внутреннюю часть его бедра. Прямо там, где…в ладонь тычется восставшая к жизни…Господи!
Испуг и раскаяние отразились на ее лице. Она медленно, заторможено распрямилась, пытаясь выровнять дыхание.
— К черту пошел! — Гневно, с превеликим удовольствием, швырнула мокрое полотенце прямо ему в лицо. Пока не опомнился, пулей вылетела из ванной комнаты. Что в душе творилось, одному Богу известно. Показаться в таком состоянии перед Давыдовыми не могла. Да и не хотела. Потому, немного успокоившись, направилась на кухню. Включила холодную воду, намочила руки, и приложила к пылающим щекам.
— Кто же ты, Лера? Кто ты теперь?
Спирина резко развернулась к вошедшему следом мужчине.
— Что ты хочешь услышать на этот раз?
— Ничего, — задумчиво хмыкнул, — вопрос риторический.
— Вот и отлично.
— Хочешь совет?
— Обойдусь!
Лера отвернулась, и с остервенением принялась драить тарелку, готовую в любой момент выскользнуть из рук. Просто сжала ее со всех сил, и терла, терла, терла.
И все бы ничего, если бы не его присутствие. Она чувствовала затылком испепеляющий взгляд Германа. Да что там, затылком. Каждой клеточкой своего напряженного тела. Дышала, и то через раз.
— Тем не менее. Когда в следующий раз тебе захочется взять, и испоганить что-либо в себе — сразу прыгай с моста! Избавишься от множества проблем. А еще лучше, найди себе какого-нибудь
Не помня себя от ярости, Валерия развернулась. Да столь резко, что потемнело в глазах.
— Почему бы мне не начать с тебя? — Прошипела, словно кобра перед броском.
— Не выйдет. Во-первых, я явно не
— Спасибо за предложение, Герман. Честно! Но я в нем не заинтересована.
— Как знаешь, Лера. Как знаешь. — Продолжал глумиться мужчина. — Я дважды не предлагаю.
— Прекрасно! Значит, больше не предложишь.
Она все еще стояла спиной к Давыдову, и еле слезы сдерживала. Поэтому нежное прикосновение его пальцев к обнаженной шее казалось разрядом электрического тока. Даже на месте подпрыгнула.
Герман замер, но руки не отнял. Повторил манипуляцию, проверяя собственные догадки. И вновь, девушка вздрогнула.
— Боишься меня? — Последовал закономерный вопрос.
— Не дождешься!
— Тогда…почему дрожишь?
— Я…просто…перед семьей твоей неудобно. — Выпалила, как на духу. И тут же горячее дыхание вмиг обожгло ее ухо.
— Расслабься, уже. — Тихий шепот. — Не было там ни какого волоса.
Тарелка выскользнула из вмиг ослабевших рук Леры и разбилась вдребезги…
Давыдов и сам с трудом понимал, какого черта так сильно разозлился. И даже представляя, каким ублюдком сейчас выглядит, остановиться был не в состоянии. Напряжение между ними росло все сильнее с каждой секундой.
— Почему? — Голос девушки дрожал, от едва сдерживаемых эмоций. Но, она продолжала стоять спиной к нему. Не удостоила взглядом. Герман усмехнулся:
— Показалось, что ты заслужила приличную порку.
Он не узнавал собственный голос. Холодный и жесткий.
— Что ж, — тихо, себе под нос, прошептала девушка, — я в состоянии с этим смириться.
Замолчав, Лера принялась собирать из раковины осколки, которые еще несколько секунд назад были дорогим блюдом.
— Не трогай. Поранишься!
Полнейший игнор. Словно и нет его вовсе. Мужчина начинал заводиться пуще прежнего. Кровь так и кипела в венах. Внезапно схватил ее за локоть, и резко развернул к себе лицом. Валерия жалобно всхлипнула, но все же выпустила разбитое стекло из рук.
— Что с тобой не так, Герман? — Прошипела она, подобно змее. — Нравится над людьми издеваться? Да так нравится, что удержаться не можешь?
Давыдов хмыкнул, нагло вглядываясь в ее испуганные глаза. Буквально пожирая.
— Над людьми — нет. А вот над тобой…сложно сказать. Мне нравится это выражение на твоем лице. Не передать словами, как нравится. И имя ему — беспомощность!
Боги! Почему так сильно хотелось сломать ее? Вновь, поставить на колени. Указать на истинное место женщины! Или же…
Но Герман уже ничего не понимал. Просто двигался вперед. С каждым его шагом, Лера все больше отступала назад, вжимаясь спиной в кухонный гарнитур. Девушка дрожала, недоуменно хлопая огромными ресницами.
— Что ты…в чем дело, Герман?
— Сама-то как думаешь?