Ты должна это все забыть

В 1978 году, в апреле месяце, поезд увозил нас с мамой в Ленинград. Мы ехали в обычном четырехместном купе, мама спала, а я прислушивалась к ее дыханию. Приехали. На вокзале нас встречала Галя, мамина сестра. Сели в такси, заехали на минутку к бабушке. Бабушка уже не вставала. Горе подкосило ее окончательно. Мама была усталая и безучастная. Бабушка плакала, а мама смотрела на нее молча. Минут через десять мы поехали на Таврическую.

Первые дни мама в основном лежала. Но мне удавалось вывести ее на несколько минут на улицу. Примерно через неделю от прогулок она категорически отказалась. Кушала мало. Когда Андрюша приходил со школы, он садился в бабушкиной комнате и делал уроки. Я слышала, как они вместе решают задачи по арифметике. Я написала папе и Анечке восторженное письмо. Ночью я спала в одной комнате с мамой и, глядя на нее, думала, что все наши несчастья позади.

О своем заключении мама не говорила, а я не спрашивала. Но однажды она вдруг спросила меня: "Почему ты не прислала мне варежки?" "Какие варежки?" обалдела я. "Я ж тебе писала из Казани. Там была женщина. Она выходила гулять. Было холодно. Я сказала - моя дочь пришлет варежки. Я написала тебе", - мама говорила медленно, с трудом подбирая слова и как-то несинхронно со звуком шевеля губами. Я вспомнила, как адвокат прочел мне выдержку из медицинского обследования, проведенного над моей мамой в институте судебно-медицинской экспертизы им.Сербского в Москве. Еще во время следствия. Там, на какой-то заданный ей вопрос, она ответила: "Мне тяжело думать. Мысли ходят в голове очень медленно". По тому напряжению, которое появлялось на ее лице во время разговора, я начала понимать, что это значит.

"Мамочка, я не получала от тебя писем. Ни одного". И я подумала, с каким нетерпением я ждала от мамы хоть какой-нибудь весточки. Мама продолжала спокойно: "Значит они не отослали письмо". Пауза. "А я тогда на тебя обиделась". Господи, помоги мне это вынести! Господи! Сколько еще раз моя мама была обижена на меня? На меня?! "Мамочка, - как можно спокойнее сказала я, - ну как ты могла подумать, что я не пришлю тебе варежки, если ты просишь об этом?" Мама секунду помолчала и сказала: "Да". Я так и не поняла, что она хотела сказать, но переспрашивать не стала.

В другой раз, разбирая ее немудреный узелок, я нашла фотографию, что посылала в Казань маме - папа вместе с Анечкой в Израиле. "Ты видишь, как папа хорошо выглядит?" - сказала я, протягивая ей фотографию. "Где папа?" спросила мама. "Вот же, вот - с Анечкой!" И мама вдруг: "Я думала, он сидит". Мне стало нехорошо. "Ты что, не верила мне, когда я тебе сказала, что с папой все в порядке?!" - я схватила ее за плечи и заглянула в глаза. Мама спокойно, монотонно ответила: "Не верила. Думала - сидит". Я затрясла ее за плечи: "Но теперь-то, теперь ты веришь мне?!" "Да", - снова ответила мама.

После таких разговоров я чувствовала себя разбитой, как будто меня били палками. Но и таких разговоров было очень мало. В основном, мама молчала. Помню еще, что сидели мы вместе с ней на кровати, и я показывала фотографии из Израиля, полученные за эти три года. Вдруг мама своим отрешенным голосом произнесла: "Меня нянька била ключами в Казани". "За что?!" - воскликнула я, как будто существовала на свете причина, по которой дозволено бить человека ключами! "Я пролила суп. У меня руки дрожали", - сказала мама и погрузилась в глубокое, какое-то далекое от меня молчание. У меня отпала охота показывать фотографии. Пальмы и арбузы были так же далеки от нее, как далек и непонятен был для меня мир, в котором она жила эти три года и воспоминания о котором медленно проплывали в ее памяти. Ее сознание продолжало жить за той, второй, дверью.

Резкое ухудшение наступило внезапно. Ночью я проснулась от громкого шепота. Мама бредила. Но бред этот был жутким. Она отвечала на вопросы. Для нее продолжалось следствие. "Нет, я не знаю этого человека", - донеслось до меня. "Не помню... Да, квартира у меня очень хорошая... Его зовут Гриша... Не помню... Не была... Нет... Да, я люблю его... Андрей... Не знаю..." Все ответы были четкими с длинными паузами, как будто в это время она слушала вопрос. Я покрылась холодным потом. Накрылась одеялом, чтобы ничего не слышать. Не помогает. Не выдержала - ушла в другую комнату.