Ты думал, что я слабая... (СИ)

Я отдыхала душой, Несмотря на то что Захар был занят и мы общались очень редко. Между Балхашем и Алматы его кар потерпел серьезную поломку, поэтому несколько дней ему было вообще не до меня. Всё обошлось, но из тройки лидеров он сместился в десятку.

Теперь уже вокруг раскинулась полупустыня, а спецучастки стали ещё тяжелее. Если на границе между Россией и Казахстаном нас встретили дожди, размыв многие трассы, то сейчас горячий воздух царапал лёгкие и постоянные ветра, которые тянули из Джунгарского, а ныне Жетысуского, Алатау и Западных отрогов Тянь-Шаня, приносили с собой тонны песка, который скрипел иногда на зубах во время обеденной трапезы. Вечером ветер немного стихал и можно было посидеть у костра с гитарой, горланят песни или рассказывая байки о приключениях на различных гонках, пока механики заходили на смену. Таких рассказчиков было много, поэтому вечера обычно проходили в таком компанейском режиме.

— А я думала, ты уже спишь, — Захар немного потеснил рядом сидящих со мной ребят, усаживаясь по левую руку от меня. Пятачок наш уже почти опустел, остались только самые стойкие.

— Собиралась с минуты на минуту, — заверила я.

— Втянул я в тебя в авантюру.

— Мне полезно. И если честно, нравится, — я продолжила своё занятие. В своём альбоме, что прихватила с собой, карандашом я рисовала наброски раллийного кара, который нёсся по бездорожью, подымая клубы пыли из под колес.

— Красиво, — заглянул в альбом Захар.

— Ольшанский, ты решил со мной поговорить? — м-да, актриса моя провалила свою роль и Оскара она уже не получит. Сорвалась я зачем-то.

— Я соскучился, — его рука по-хозяйски легла мне на поясницу, прижимая меня ближе.

— Ну, когда я тебе надоем в следующий раз, ты хотя бы предупреди. Я понимаю, что ты занят, но простого «Привет», когда я появляюсь рядом, думаю я заслуживаю, — говорила во мне обида моим же голосом, который я почему-то не могла контролировать. Вот беда-то.

— Маленькая моя, — а оправдываться Захар и не думал, просто улыбался, терясь небритой щекой о мой висок. — Идём спать, я до чёртиков устал. А здесь, — он указал на рисунок, — поставь подпись и по возвращению подари мне. Я сохраню его для своих потомков. Пусть знают, какая у них талантливая прабабка была.

— Ты не выносим, Ольшанский, — я сдавалась, поддаваясь на его обаяние. С наслаждением вздыхала его запах, принималась ближе, чтобы почувствовать его тепло. Боже, как хорошо! Век бы так сидела.

— Дашь завтра порулить? — снова начала канючить я, выбрав благоприятный момент.

— А ещё говоришь, что я жук.

* * *

— Ну что, Вова? — он снова стоял как перед директором, боясь шевельнуться.

— Завтра прилетают. В аэропорту Алису брать будем?

— Нет, подождем. Пусть распрощаются.

— А если она снова к нему поедет?

— Не поедет, у нее билет уже забронирован. Она останется в аэропорту, — сообщил мужчина.

Внутри Вова почувствовал как что-то начало вибрировать от нетерпения. Завтра он ее увидит, завтра она окажется в его руках и он покажет насколько он силен. Она пожалеет, что оттолкнула его, что предала. Завтра, все завтра. А сейчас нужно подготовить трюм. Не изверг же он в самом деле. Никуда она уже не денется. Алиса, его Алиса.

ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ НЕМНОГО ПРО ВОВУ, НЕМНОГО ПРО ЗАХАРА, НЕМНОГО ПРО ВОЗМЕЗДИЕ. КАК-ТО ТАК!

Пулково бурлил словно муравейник, несмотря на раннее утро вторника. Люди куда-то спешили, бежали, толкались. Мои каникулы подходили к своему логическому завершению. Через три часа самолёт вылетал в Рим, откуда я буду добираться домой. Ностальгия вещь хорошая, но мне хотелось погреть косточки. А в Питере, через день дожди, а потом духота. Но зато здесь был Захар.

За последнюю неделю я смогла к нему привязаться. Он сдержал свое обещание, никакого секса. Конечно, отношения наши были далеки от платонических, но было в этом что-то правильное, как бы глупо это не звучало. И за это время он ни разу не пытался меня поцеловать по-настоящему.

Я вся трепетала от его легких прикосновений, моя душа болела от одной мысли, что не увижу его больше. Но я хотела домой, коим стал маленький город Шилла на самом мыске итальянского сапога.

— Думаю, нам стоит попрощаться здесь, — я остановила его за руку, оторвав от мужчин из команды, которые прилетели вместе с нами.

— Что, Лисёнок, покидаешь нас? — Саня Молотов, штурман, остановился вместе с Захаром.

— Есть такое! — он обнял меня, прижимая крепко-крепко огромными лапищами к себе.

— Как бы Петрович не ворчал, — он указал на менеджера, — ты украсила эти две недели.

— Ты хочешь, чтобы я разревелась здесь? — стёрла я ребром ладони напрашивающиеся слезы.

— Отвали, Сань, — процедил Захар, отталкивая меня подальше от сокомандников. Я только успела помахать ручкой.

— Зачем ты так грубо? — я не пыталась вырвать свою ладонь из его руки.

— Чтобы руки не распускал.

— Ты ревнуешь, Ольшанский? — удивилась я.

— Думаешь, не имею права?

— Дурак ты! — я повисла у него на шее.

— А если я попрошу тебя остаться? — выдохнул он негромко.