Ты — его фетиш (СИ)

И однажды нарыв лопнул. Слезами, криками, болью, на разрыв. Испорченная любовь, давшаяся тебе так тяжко, неправильно, мерзко — осталась в тебе прощением, отголосками счастья, эхом радости. Ведь ты любила, так сильно и трепетно, так жадно и чутко. Любовь, какая бы она не была — ценна и значима. Любивший человек — живой, целостный, познавший самое яркое чувство. Счастливые воспоминания надо беречь. Ведь ты же была счастлива?

Ты и сейчас любишь. Это чувство крепко держит твое сердце, туманит голову картинами прожитого. Плохие воспоминания, подернутые зыбкой алкоголя, бессонных ночей, чужих компаний и рук, стираются навсегда. Только родная тяжелая рука на твоей талии, тесно и надежно прижимающая к мощному телу. Сонная улыбка, приоткрывающая по-детски кроличьи зубки, привлекающая взгляд к родинке под нижней губой. Так и хотелось обозначить ее поцелуем. И ты всегда обозначала.

Любви много. И боли много… Твоя любовь — нечто особенное и только для тебя. Просто есть люди, которых надо отпустить. Люди, которые не знают, что делать с чужой любовью. Этот подарок слишком ценен для них, и они его обесценивают. Это тебе рассказала мама, воспитавшая тебя одна. Пережившая похожее, и старавшаяся отгородить тебя от повторения истории. Ох, Мама… самая надежная учеба — на своих ошибках. И мама не спорит. Гладит тебя по голове и смотрит задумчиво.

— Не переживай, мам. Со мной все в порядке.

Почти.

***

Занятия закончились позже положенного, еще и дождь зарядил с неба потоком. Настоящая майская гроза разыгралась в Пусане, обрушивая ведра теплой воды на дороги и тротуары. Ты стоишь на крыльце школы, растерянно разглядываешь новые туфли. Неужели придется испортить? Ты их одела второй раз, и это обидно.

Компания девчонок помладше в ажиотаже шушукается рядом, и ты бездумно прислушиваешься к их трепотне.

— Омо, какой парень… Вот это да…

— Посмотрите, как он намок, белая рубашка ничего не скрывает, вот это мышцы…

— С букетом стоит, бедняга. К кому он пришел?

Что там за принц Пусанский, свел с ума всех в округе одной мокрой рубашкой? Ты переводишь взгляд вперед. И ноги больше тебя не держат.

В двух шагах от крыльца под дождем стоит Чонгук. Алая россыпь роз на фоне белого полотна рубашки, влажная черная шапка волос. Струи воды сводят пряди в сосульки, спускаются струйками по лицу и ниже по шее. Чонгук не сводит с тебя темных, горьких как кофе, глаз.

К черту туфли. Воспоминания должны остаться в прошлом.

Бегом спускаешься со ступенек. Не обращая внимание на лужи, торопливо частишь ногами в противоположную сторону. Ты еще не готова. Слишком болит…

— Подожди! Не убегай! Пожалуйста… — в спину бьются комки слов, и их жалкие интонации выворачивают душу наизнанку, заставляют ускоряться ещё и ещё. Слезы мешаются с дождем, кажется, небо плачет вместе с тобой. Где твое обещание не плакать?

Камушек попадается под каблук, и ты выставив руки, летишь, с закрытыми глазами ожидая встречи с асфальтом. И не дожидаешься. Сильные руки подхватывают тебя за талию, жмут крепко к себе, холодные губы пускают россыпь мурашек, когда прижимаются к шее. Букет сиротливо валяется рядом.

— Пожалуйста, дай мне объясниться… — вдох, выдох. Мокрые рубашки липнут ласково, и под ними чужое сердце бьется набатом в лопатку, разгоняя пульс до высоких частот. — Только дай немного на тебя посмотреть…

Руки разворачивают тебя лицом, тяжелый взгляд оббегает за секунду. Ты оторопев, видишь, как он задерживается на мокрой прозрачной груди, где видно кружево белья. Чонгук вмиг теряет дыхание — оно сипом испаряется из легких — моргает раз, другой и торопливо поднимает глаза к лицу.

— Прекрати, пусти… — ладони шлепают по широким плечам в попытке отбиться, но твои удары ему не сильнее капель дождя, стучащих по телу. Руки сильнее жмут тебя к крепкой груди, прозрачность к прозрачности, и это такое откровение для тебя, много месяцев его не видевшей.

Замираешь, закусив губу. Руки висят плетьми. Слабость, жуткая слабость разливается по позвоночнику, и если бы не Чонгук, обхватывающий тебя нежно, но надежно, давно бы скатилась по нему, как по горке.