Ты еще маленькая (СИ)

Мыслей в голове никаких. Вся кровь притекла к паху. Знаю несколько способов избавиться от болезненной пульсации, но у рыбки такие испуганные глаза, что это резко отрезвляет. Залипал на ней не больше двух секунд, а когда увидел тонкие струйки крови на нежной коже, готов был себе врезать.

— Стой и не двигайся! — жестко произношу, когда она собирается делать рывок назад. Боксерская реакция: движение предугадываем раньше, чем оно происходит. — Я сейчас вернусь, не шевелись.

Слетаю с лестницы, тапки стоят у дивана, где я их и оставил. Бегом возвращаюсь, рыбка успела обмотать вокруг себя полотенце. Затыкаю свое воображение грубым матом, подхожу к ней и подхватываю на руки. Ее запах наполняет легкие, но уплыть не дает вид ее крови. Не скажу, что ее много, но достаточно, чтобы привести меня в бешенство.

— На хрена зеркало трогала? — заношу в спальню, ставлю возле кровати. Нужно осмотреть тело на наличие осколков и обработать раны.

— Не трогала, оно само, — возмущается бодрым голосом, но при этом дрожит – и вряд ли от холода.

На плече самые глубокие порезы, оттуда кровь стекает до кисти и капает на пол.

— Не надо, — перехватываю руку, которой она собиралась зажать рану. — Там может быть осколок. Сейчас аптечку принесу, будем обрабатывать.

Вернувшись, застаю рыбку в моей футболке. Не послушалась, вытерла кровь бумажным платком и переоделась. Футболка – не намного лучше, чем короткое полотенце, но мне сейчас не до ее прелестей.

— Ее все равно стирать, — поясняет, поймав мой взгляд.

— Если не получится самим все удалить, поедем в больницу.

— Я не хочу в больницу.

— Кто бы сомневался, — ее протест вызывает улыбку, хотя мне пздц как не смешно.

Рыбка терпит боль, не устраивает истерик. Морщится только сильно, когда перекисью поливаю. В плече нахожу крупный осколок. Одноразовый инструмент в моей спортивной аптечке всегда имеется.

— Будем зашивать? — интересуюсь, прежде чем вытащить осколок. Мне нужно ее заболтать, рана небольшая, можно обойтись и повязкой.

— Нет, — звучит ожидаемый ответ. К вечеру у Ксюши кашель усилился, не хочется держать ее раздетой, но выхода нет. Еще и волосы влажные…

— Потерпи, — мне не нравится делать ей больно, но тут без вариантов… Осколок легко удаляется из раны. Обходимся коротким стоном и закушенной губой, к которой до ломоты хочется прижаться своими губами.

Обработав оставшиеся порезы, заклеил все лейкопластырем.

— Снимай футболку, осмотрю спину, — готовлюсь к возражению, оно не заставляет себя ждать.

— Нет! — я пока бедра осматривал, вспотел. Она постоянно пыталась натянуть футболку до колен. — На спину осколки не попали.

— Я отворачиваюсь, ты снимаешь футболку и ложишься животом на постель. Если отказываешься, едем в больницу, — строго предупреждаю.

Фыркает, словно рассерженная кошка, но подчиняется.

— Отвернись.

Отвернулся и встал напротив зеркала. Нужно его отсюда убрать, пока она цела. Рыбка не догадывается, что я все вижу. Отхожу, не хочу ее смущать и себя мучить.

Осматриваю спину и правый бок. Действительно все чисто. Прежде чем слезть с постели, разворачиваю ее. Зависаю сверху. Наши взгляды встречаются. Я могу ее поцеловать, но потом не уверен, что уйду…

Глава 22

Ксюша

Надо же было так неудачно сходить искупаться? Засветила грудь, чуть не умерла от смущения, порезалась, позволила всю себя «обследовать». В конце я так устала отталкивать вездесущие руки Шахова и оттягивать футболку, что просто сдалась. И зря…

Тимур воспользовался ситуацией, перевернул меня на постели, нависнув сверху, придавил своим тяжелым телом.

Мне совсем не нравятся те ощущения, которые он вызывает в моем теле. Откуда это волнение в груди, порхание крыльев бабочек в животе? Надо отвести взгляд, чтобы безумие прекратилось. Несмотря на то, что Шахов взвалил на свои широкие крепкие плечи мое лечение, прощать его не собираюсь. И мечтать об этом парне больше не буду.

Его взгляд темнеет, зрачки расширяются, закрывают радужку.

Поцелует…

Сейчас он меня поцелует…

Мысли хаотично носятся в голове. Не должна этого допустить, но замираю и предвкушаю.

Челюсти Тимура так плотно сжаты, мышцы дергаются. Громко втягивает носом воздух, будто сопротивляется, но проигрывает. Прежде, чем его губы касаются моих, успеваю скороговоркой выдать:

— У меня температура, я болею…

Вряд ли такого, как Шахов, можно остановить упоминанием бронхита. Грубые властные губы сминают мой рот. Чувствую себя рыбкой, которую собираются разделать и съесть. Пробую сопротивляться, упираюсь кулаками в железную грудь. Мои потуги его лишь раздражают, перехватывая кисти, закидывает мои руки за голову и там фиксирует. Перестает на какой-то момент удерживать свой вес на локтях, наваливается всей тяжестью тела. Непроизвольный вдох ртом, чтобы не задохнуться, и вот проворный язык у меня во рту.

Что за подстава? Весь день рот от кашля не закрывался, а тут даже дохлого позыва нет!

Тимур перестает действовать жестко. Его язык затевает медленную игру, настолько эротичную, что меня тянет ответить. веки сами опускаются, дыхание сбивается.