Ты, главное, пиши о любви

Если б ты знала мое смешное положение – тебе советую, а у меня самой Лёня весь рассказ разбомбил.

– Острей, смешней, гротескней, интересней, прозрачней, легче, остроумней, в общем, гениальней, – он мне рекомендует. – Надо прорываться к себе сквозь скорлупу обыденности! Люди стоят у реки – спиной к тебе и говорят – нет, туда нельзя, мы все утонем. А кто-то протискивается сквозь их спины и идет по реке – по ней можно пройти, – важно заявляет он. – И там ждет тебя золотой саксофон.

Готовь, готовь рукопись, как говорил кэп Суер-Выер: «Делай, что хочешь, но только доведи наш корабль до острова Истины» – …но доведи свою рукопись до конкурса!

7 апреля

Бугрово

Юля – Марине

Дорогая Марина!

Не сплю и все проговариваю про себя это письмо, оно меня как-то захватило, поэтому решилась написать его вам. Письмо ленивого, или, можно сказать, самодостаточного или, скорее, самоуединенного Виктора Тоски (где слово «тоска», наверное, тоже имеет место), его лучезарному учителю Весли Джексону.

Иногда я думаю – почему люди пишут книги?

Книгу, мне кажется, надо делать, когда хочешь осчастливить или поддержать чем-то человечество, или ты чувствуешь, что из тебя прет и прет. Может, у меня ипохондрия, не знаю. Я с огромной любовью, на одном дыхании пишу вам – каждый раз, когда чувствую внутри порыв – донести, поделиться, передать эту свечечку. Своими письмами я не даю свечечке погаснуть, в них – мой небогатый дар, моя благодарность вам за все учение и обучение в этой жизни.

А ведь для книги надо что-то большее. Чего-то нагромождать, лепить. Искать какие-то смыслы, сюжетные ходы. Каждый мой день, вроде бы, одно и то же: совки, те же самые животные, и при этом я смотрю на них, я их вижу, я их глажу. Смотрю в глаза Ирмы, ладонью прикоснусь, прогуляюсь в лесу, и это наполненность, что ли, моей жизни. При возможном однообразии я нахожу какие-то затрагивающие меня – всякий день! – разные нюансы и отличия.

Не знаю, для кого писал Сароян, но он мне дорог. Люблю Хэрриота, хохочу с Дарреллом, очень люблю вас. Люблю свои письма, когда передан порыв, оп, и чиркнула спичка, схвачено, как Ирмин след в земле или на снегу. Или как след от лосиного копыта. Вмят, умят. Видно, что оставивший его лось – не первогодок.

А с книгой выходит у меня – как разжигание огня на сырых дровах. Кручу свою палочку, кручу, еле тлеет. Только поднесу огонек к сухой бересте зарождающихся как будто рассказов, и все гаснет. А начну письмо – и огонек, и смолистый треск – разожглось!

В общем, кто о чем, а мне лишь бы вообще ничего не делать. Это шутка, которой я выстилаю грустную правду. Может, я пока не готова к книге. А, может быть, через три дня пойдем с Ирмой на прогулку, или птица какая пролетит, и меня это удивит и затронет, и я напишу вам письмо, и вы, может быть, тихо улыбнетесь или ахнете.

9 апреля

Москва

Марина – Юле

Не знаешь, зачем пишутся книги?

Вот этот стих Марины Бородицкой окольными путями дает ответ на твой вопрос, волнующий каждого писателя, не тебя одну.

Чтобы голос подать, чтобы просто заговорить,
надо прежде связать одиннадцать грубых рубах:
босиком истоптать крапиву, вытянуть нить
и плести как кольчуги, нет, не за совесть – за страх.

Чтобы голос подать и спасти себя от костра,

надо диких одиннадцать птиц обратить в людей,
превратить их обратно в братьев, срок до утра,
и не тает в окошке живой сугроб лебедей.

Чтобы голос подать, чтобы всех – и себя – спасти,

надо крепко забыть два слова: «больно» и «тяжело»,
и топтать, и плести, и тянуть, и плести, плести…
И всегда у младшего вместо руки – крыло.

9 апреля

Бугрово

Юля – Марине

Да, Марина, это прекрасно. То, что вы написали. Это так.

10 апреля

Бугрово

Юля – Марине

Очень часто мне стало сниться мое детство. И даже не снится, а просто днем иду, и что-то отчетливо возникает в голове, какие-то странные фрагменты, поток воспоминаний.

Живем в ритме японских хокку. Сегодня по голому, еще без свежей травы полю катила тачку с собранными за своими зверьми какашками. Задул ветер, нашла туча, хлынул град. А я качу свою тележку через поле, которое в одночасье стало белым.

Четверка аистов шагала за мною следом, а я тянула тачку.

Земля в свободных полях вся выжжена, и над опаленной землей летели гуси.

Жаворонки тоже прилетели и стойко поют в полях.

Ирмушка мудрая.

Гуси трубят, кричат.

Заложила гусиные яйца в инкубатор.

12 апреля

Бугрово

Юля – Марине