Я провел рукой по лицу. Теперь все ясно. И глаза опухшие, и вид поникший. Эта сука поступил с моей сестрой так же, как и со мной однажды. Выставил на всеобщее обозрение. Хотел, чтобы все отвернулись и пальцем тыкали. Не меняется гад. Не взрослеет. Ума в голове все также грамм, а то и меньше.
Дашку, правда, жалко. Мне-то плевать на общественное мнение, а она — девочка. Ее там и шлюхой, и… да как только не обзывали. Твою мать. Что она пережила сегодня в школе. Если бы я только был там, каждому… клянусь, каждому сломал бы челюсть. Беляеву в первую очередь.
Кинул телефон на кровать и зачем-то пошел в комнату к Лисицыной. Не знаю зачем. Просто хотел посмотреть, как она там. Спросить. Только чего спрашивать. Ладно, на ходу придумаю. Однако в комнате сестры было тихо. Светильник горел, она всегда спит с ним. А еще с приоткрытой дверью. Я уже заметил. Вот и сейчас также.
Тельце ее, маленькое и едва ощутимое, прятало одеяло. Свернулась калачиком и лежала, как побитый котенок.
Я поднял голову к потолку, опираясь на дверной косяк. В голове вдруг пронеслось: неужели Беляев выиграл спор? Неужели Дашка поддалась ему? Она ведь… нет, вряд ли. Буквально пару дней назад Лисицына сказала, что между ними ничего нет. Друзья. Типа. Скорей всего правда так подействовала, как яд. Не мог он выиграть. Не мог. Точно не мог.
Я так разозлился, что сон до трех утра вообще не шел. Думал даже поехать к этому недоделанному, но потом отказался от идеи. Разбить ему морду всегда успею. А вот как Дашке помочь, как ее репутацию вернуть. Теперь же каждая собака будет пальцем тыкать. Расплодил Беляев девок, готовых за него душу отдать, и последствия упали почему-то не на голову этому конченному уроду, а на плечи моей сестры.
Спустить ему с рук, тоже не могу. Это уже вопрос принципа. Как-то там у хищников? Зашел на чужую территорию, будь готов встретить вожака, который разорвет тебе глотку.
В шесть утра, когда за окном начал активно валить снег, я встал с кровати и понял: хочу вернуть Даше улыбку. Месть больному на голову придурку подождет. А вот душевное состояние Лисицыной ждать не может.
Кое-как дождался половины восьмого и нагло ввалился к мелкой в комнату. К моему удивлению, она уже не спала. Сидела на кровати, одетая даже, и смотрела в окно, холодным стеклянным взглядом.
— Собирайся, — сказал я максимально дружелюбно, но требовательно.
— Что? — Лисицына повернулась, будто в замедленном действии. Зрачки ее расширились от удивления, а нижняя губа припустилась.
— В горы едем до воскресенья. Отец вчера сказал, что у нас типа семейная вылазка.
— В горы? В смысле?
— Это такие большие и очень красивые штуки.
— Мы едем в горы? — опять повторяла Дашка, словно робот, без всяких эмоций в голосе. Совсем на нее не похоже.
— В горы. Ты, я, наши предки, мы едем в горы. У тебя два часа. Одевайся теплей, вещи бери теплые. Сменные носки обязательно. И флисовую кофту.
Во избежание дополнительных вопросов, я закрыл за собой дверь и скрылся на кухне. Пока ждал всеобщего пробуждения, написал менеджеру, что заболел. Врать не хорошо, но что не сделаешь, ради женщины. Так стоп. Не женщины. Члена семьи. Да, трактовка должна быть корректной.
В девять утра старик пробудился. Вышел на кухню радостный, но как только услышал новости, сразу помрачнел. Комментировать, правда, не стал ничего. Молча кивнул и потянулся за кружкой. Зато мать Дашки обрадовалась. Так искренне при том, что я опешил. Она захлопала в ладоши, побежала делать бутерброды, даже два термоса решила взять с собой.
Выехали мы в двенадцать дня. Старик слишком много времени потратил на переговоры по телефону. Ему названивали клиенты, собственно, ничего нового. Мать из-за этого часто ругалась, когда мы еще жили вместе. А вот Ольга молча терпела, казалось, ее это ни капли не напрягает.
Путь наш выдался максимально молчаливым. Вернее, так было первые полтора часа. Отец слушала дурацкий шансон, Дашка разглядывала виды в окно, вся такая зажатая и поникшая. Мать даже пару раз спросила, не болит ли у нее что-то. Но сестра натянула улыбку и покачала головой. Во второй половине пути, Ольга Николаевна начала нам предлагать бутерброды, старику чай налила с термоса, еще какие-то батончики у нее там оказались. Все даже оживились. Отец вдруг начал бурчать, что дороги не чистят, Дашкина мать мне стала впихивать еду, чуть ли не в рот. Лисицына, смотря на все это безобразие, и мои попытки отказаться, слегка улыбнулась. Впервые за всю дорогу. И я сам отчего-то улыбнулся. Глупость, конечно. Но пусть эта мелкая уж улыбается, пусть ненавидит меня, ругается, упрекает, но не плачет. Не переношу женские слезы. Как пулей в сердце.
Приехали мы к половине четвертого. Снега намело знатно. И я просто искренне офигел, что в октябре такая погода. Ветер, туман, и снежинки с неба. Жаль, борд не взял. Так бы катнул. Наверняка на третьем подъемнике уже пухляк появился. Вообще за последнюю пару лет в горах, да и у нас в городе, погода такая нестабильная. Не знаешь, когда зима нагрянет. Вот и в этом году так.