Ты и я

Она забыла суровые правила, в которых была сама воспитана, увлеченная энтузиазмом Тото. Конечно, Ник необыкновенно красив! Конечно, он — молодой Бог, сошедший на землю! Конечно, он обаятелен, и, конечно, он — единственный во всем мире — предназначен для Тото!

— Он придет завтра и каждый день будет приходить! — восклицала Тото.

— Каждый день! — как эхо, повторяла Скуик. Когда Скуик улеглась, когда обе они улеглись, То-то в темноте прокралась опять в гостиную.

Остановилась, хрупкая и легкая, как призрак, у окошка и прошептала:

— Милое окошечко, у которого мы поцеловались в первый раз, спокойной ночи!

Глава XVII

"Я могу освободиться, я заставлю Алтею дать мне свободу", — твердил про себя Темпест, возвращаясь домой под слепящим глаза снегом, и в душе у него разыгрывалась буря.

В один миг разлетелись принятые решения, и он, как соломинка, отдался силе ветра.

Куда прибьет его ураган?

В душе сейчас заговорило все, что в ней было лучшего, самого нежного, самого бескорыстного; все неисчерпанные запасы любви он хотел излить на Тото, служить ей опорой и защитой.

Она ответила на его чувство, о чем он и не мечтал никогда. Она так щедро давала — на это способна лишь молодость, которой только и хочется давать, давать как можно больше.

Тото в любви своей нетронутая, едва проснувшаяся. Ее поцелуи, как весенние цветы, такие же нежные, такие же пьянящие. Он еще слышит ее шепот: "Целуй, целуй еще…"

Он шел по снегу, ничего не замечая вокруг, полный воспоминаниями о Тото.

И такая чудная крошка вошла в его искалеченную жизнь! Он до боли остро почувствовал собственное ничтожество.

Он освободится. Теперь это вопрос формальностей, соглашений, уступок.

Лучше, пожалуй, немедленно выехать в Англию. Или предоставить своему адвокату carte blanche? Или написать отцу?

В случае надобности можно выхлопотать у папы согласие на расторжение брака. Не может же Алтея быть столь нечеловечной? Теперь она старше и, верно, терпимее. Война разрушила тысячи религиозных предрассудков, которыми дурачили моралистов.

Ехать ему сейчас в Англию? Не будет ли это самым быстрым способом?

Он вдруг сообразил, что забрел совсем в другую сторону; до его квартиры отсюда несколько миль. Он оглянулся — не видно ли такси или остановки трамвая. Попал наконец в трамвай; но было уже поздно, когда он добрался до дому и, приняв ванну, переодевшись, взялся за телефонную книжку, чтобы отыскать номер телефона Скуик. В книжке было несколько сот Майеров, видимо пользовавшихся телефоном, но никто из них не жил в том квартале огромных домов с мелкими квартирками.

Он принялся писать своему адвокату и письмо за письмом уничтожал, так как они казались ему недостаточно настойчивыми.

С последней ночной почтой пришли два письма, которые он не вскрыл: красивый, но расплывчатый почерк на бледно-серых конвертах был ему хорошо знаком; с минуту он молча разглядывал его, потом бросил оба письма в огонь. С этой стороной жизни он покончил раз навсегда.

Тут он внезапно вспомнил Марту Клэр; он проводил с ней тот вечер, когда впервые встретил Тото — "взрослую", как она выразилась тогда.

И вспомнился ему стремительный вывод Марты: "Вы увлечены, мой друг! Вечная юность околдовала вас!" и зашевелившееся у него при этом неприязненное чувство к Марте — не потому, что в ее словах был вызов, а потому, что она вообще осмелилась говорить о Тото.

Так хотелось тогда, чтобы молодость, ликующая и беззаботная, поделилась с ним своей радостью жизни. При виде Карди он разом перенесся в Канахан; воображению представилась ночь после грозы и серебром подернутое небо, по которому мчатся обрывки пролившихся туч, и почему-то казалось, что Тото овеяна тем же мягким, прохладным ирландским ветерком, который играет в ветвях шепчущихся тополей и душистых лип.

С этого вечера начиная, он почти совсем забыл о существовании Марты; и даже не давал себе труда доискаться причины.

Какой чужой стала вдруг Тото тогда… под вечер… в маленьком сосновом леску, когда он в небрежном тоне заговорил об отъезде Карди! И как страшно хотелось ему вернуть ее прежнее доверчивое отношение!

Он мог бы и тогда догадаться!

Но он думал о многом другом. Помнится, он находил ее прелестной и прощался с ней очень неохотно.

Странно… продолжаешь жить по инерции, и вдруг словно молния осветит все…

Он понял уже многое в то утро, когда они с Тото купались вместе, а потом Тото варила кофе в маленькой душной гостиной, где, несмотря на прикрытые ставни и ранний час, все раскалилось от зноя. Было так уютно! И на время его охватило такое непривычно мирное настроение!

Да, все-таки лучше тотчас отправиться в Ирландию, покончить, решить все. Безумное волнение охватывало его при мысли, что он вернется к Тото свободным!

Они поскитаются месяца три; он два года не брал отпуска — ему дадут три месяца. Из Вены можно проехать в Будапешт, — летом там чудесно, — потом спуститься к Эгейскому морю и поплавать вместе… вместе!

Он поднялся и заходил по комнате, закуривая одну папиросу за другой. Он распахнул окно, и снег ворвался в комнату.