Ты и твое имя

Первый альпинист мира рассказывает затем, что при рождении он получил имя Намгьял Вангди (слово «нам-гьял» значит по-шерпски—«покоритель»). Однако вскоре «один важный лама» вычитал в священных книгах тревожную весть. Имя следовало без промедлений заменить другим, потому что душа, обитавшая в теле мальчишки, оказывается, переселилась в него из тела только что умершего соседа-богача. Как бы чего не вышло!

Подумав, мудрый старец предложил дать юноше два имени: одно, Тенцинг, носил он и сам; значение его было: «ревнитель веры». Второе, Норгэй, означало «богатый, счастливый, удачливый». Как не без юмора пишет талантливый, хотя и безграмотный (он диктовал свою биографию) шерпа, «…родители решили, что „богатый — удачливый — ревнитель веры» — сочетание имен, которое подойдет в любом случае жизни», — и оставили его за сыном.

Совершенно ясно, никакой «фамилией» юный гималаец не обладал, потому что ни одно из его имен не совпадало с именами его родственников. Да его это ничуть и не заботило: зачем была ему фамилия тогда, сорок лет назад? Крошечный народец жил еще в полном отрыве от всего мира. Отец и мать Тенцинга никогда не спускались даже в ближний Дарджилинг. В деревушке Тао-Чу, на дне высокогорной долины Соло-Кхумбу, каждый знал всех и все — каждого. Знали в лицо, по походке, по тысяче примет. Имя — вещь существенная, оно необходимо человеку: имя — талисман, оберегающий от злых демонов; а фамилия… К чему она? (Это хорошо подтверждается интересным сообщением М. Стеблина-Каменского («Новый мир», 1961, № 4, стр. 213) :

«…в силу своей малочисленности исландцы до сих пор обходятся без фамилий и даже в самом официальном обращении называют друг друга по имени, иногда с прибавлением имени отца».).

Правда, было ведь у маленького «Покорителя-Тибетца» еще и третье имя, родовое. Но оно ничем не походило на фамилию. Это было самое простое указание на место, откуда вышли его предки: Ганг-Ла, «Снежный перевал»,—так называется расположенный неподалеку, заброшенный в горную глушь буддийский монастырь.

В результате все обстояло как нельзя лучше. Мать мальчика звали Кинзом, отца — Ганг-Ла-Мингма, самого его — Намгьял Вангди, а сестру—Лама Кипу. Никакого общего, единого, «фамильного» имени у них не было, но ни малейших неудобств от этого никто не испытывал: ведь так все обстояло здесь и всегда.

Но жизнь не стоит на месте; новое пришло и к подножию Эвереста. Двадцатый век явился сюда, на купол мира, в горных ботинках, с ледорубом альпиниста в руках; район Чомолунгмы внезапно стал местом паломничества спортсменов всего земного шара. Все переменилось вокруг, и если старый Ганг-Ла так за всю жизнь и не добрался никуда дальше Ронгбукского монастыря на соседних горных высях, то его сыну к сорока годам пришлось побывать и в Дели, и в Бомбее, и даже в Бэкингемском дворце Лондона. Отец разговаривал все с теми же ламами, в шерстяных плащах и широкополых шляпах, да с жителями соседних деревень. Простые, понятные имена были у них — Анг (Любовь), Ламу (Богиня), Ньима (Солнце), Норбу (Самоцвет). А сыну довелось беседовать с ее величеством королевой Британии, называть своим другом принца Петра Греческого и Датского, пользоваться личным самолетом непальского короля, отвечать на вопросы министров и профессоров всего мира. И почти у каждого из этих людей, кроме сложного чуждого имени, была еще и фамилия. Без нее они чувствовали себя так же неудобно, как без платья. Почему?

«Ом-мани-падмэ-ом! Таинственно великое Колесо Жизни, катящееся по миру прекрасному и страшному, и не простому человеку судить о причине причин», — не так ли говорят буддийские ламы?

«Некоторые из наших старых обычаев уже отмерли, — с легкой грустью и с некоторым недоумением размышляет в своей книге Тенцинг Норгэй, удивительный человек, как бы чудом перенесшийся из одной эпохи в другую, миновав ряд длинных веков, — другие быстро исчезают. Мы не цепляемся за прошлое, как народы великих культур; мы легко перенимаем и новые мысли и новые формы быта. Правда, кое-что из старого еще остается: младший по-прежнему всегда наследует у нас больше имущества, чем старший (в том числе ему достается и родовое имя); это относится и к девочкам. Новорожденного нарекают все так же на третий день по появлении на свет; его не возбраняется затем и переименовать, если на то окажутся существенные основания. Так ведь было и со мной. Но сколько нового…

…Иностранцы вечно путают наши имена… Думается… их затрудняет простая вещь: у нас нет фамилий, общих для всех членов семьи. Нет у нас и письменности; поэтому каждый записывает наши имена по-своему.

Чего не знаешь, в том не нуждаешься. Имя! В Соло-Кхумбу имя — это просто сочетание звуков, не более. Однако в нынешнем нашем мире дела осложнились».

И знаменитый горец — умный, даже, если хотите, мудрый, но в то же время еще такой чудесно наивный человек — повествует об уморительных, а вместе с тем любопытнейших трудностях, которые на него обрушились.