Ты, я и другие

Хихикаю и перегибаюсь через кровать туда, где на полу валяются его трусы. Из внутреннего кармашка высыпались презервативы. Он что, не сомневался, чем все закончится? Я в ужасе — и испытываю еще более сильное желание.

Теперь я сверху. Он во мне. Как жалко, что раньше мне не доводилось заниматься таким сексом — безудержным, ничем не ограниченным, развратным. Содрогаясь в волнах очередного оргазма, понимаю, что это такое. Секс. Яркий, невозможный, без комплексов.

Впервые в моей жизни.

Когда солнечные лучи пробиваются сквозь шторы с Брайтон-стрит, я встаю и иду в душ. Потом заказываю завтрак на двоих — фрукты, мюсли, чай и кофе.

Пинк, должно быть, голоден: в ресторане мы почти не ели.

Я права. Он сметает с тарелки все и выпивает две кружки черного кофе. Долго плещется в душе и пристраивается рядом со мной на краешке постели — я как раз собираюсь сушить волосы. Для мужчины, который говорит так мало, Пинк очень убедителен.

Гладит мое лицо тыльной стороной ладони. И все.

Этого достаточно.

День расписан по минутам, но какое это имеет значение? Главное удовольствие Голливуда находится рядом со мной. Если бы Пинк был включен в программу моего вояжа, его оценили бы в пять звезд. Поэтому сейчас я делаю то, что сделала бы на моем месте любая женщина, — возвращаюсь с ним в постель.

Спасибо Бойду: программа поездок ждет меня у стойки администратора. Поскольку с музыкантами мы все обсудили вчера, день у меня свободный, и Бойду явно поручили показать мне местные достопримечательности.

Я усаживаюсь на заднее сиденье автомобиля, смотрю на список и включаю телефон.

Он словно сходит с ума.

Несколько пропущенных звонков и куча сообщений от Джоша. Последнее весьма категорично:

НЕМЕДЛЕННО ПОЗВОНИ, А ТО ПРИЕДУ И ОТЛОВЛЮ!

Я прослушиваю кое-какие записи на автоответчике, а потом раздается голос, который мне незнаком:

«С вами говорят из Университетской больницы Ньюхэм в Лондоне. К нам поступил мистер Адам Холл, и ваш номер указан у него в качестве экстренной связи. Пожалуйста, свяжитесь с нами как можно быстрее. Меня зовут Лайза, номер телефона…»

Прижимаю руку к сердцу. Смотрю на время сообщения: сегодня, полдесятого утра по времени Лос-Анджелеса. Черт, черт, черт!!! Прошу у Бойда ручку, снова прослушиваю сообщение и на обороте листка записываю номер.

Набираю его. Неоновые часы на приборном щитке подсказывают мне, что в Лондоне сейчас половина шестого вечера.

Все-таки я дозваниваюсь, нахожу того, кто в курсе, и мне объясняют, что произошло. Меня охватывает чувство огромного облегчения: ничего особенно страшного, он в общем-то почти здоров.

В голову приходит мысль, что Адам мог умереть — просто от того, что я уехала и его забыла.

Следующее сообщение — от Мег. Едва я слышу ее встревоженный голос, меня захлестывает чувство вины за прекрасную ночь: «Мама, ты где? Я весь день не могу дозвониться! Мне очень нужно с тобой поговорить.

Позвони — сразу, как только получишь сообщение.

Мама, это важно».

Выстукиваю на мобильном ее номер. Сконфуженно киваю Бойду, поймав его взгляд в зеркале заднего вида, и наклоняюсь вперед, чтобы спину обдувал воздух: краска заливает щеки. Облегчение сильнее, чем вина, оно слегка смягчает цвет самобичевания на моем лице. Тянутся секунды ожидания; я задерживаю дыхание и надеюсь, что дома не все развалилось просто потому, что я забыла о близких на несколько часов.

— Прости, прости, — бормочу я. — Телефон разрядился, и… У тебя все нормально? Ты разговаривала с отцом?

— Нет. Ты где? Я столько раз звонила…

В ее голосе облегчение, не гнев.

— Ты уже знаешь — ну, насчет папы?

Я рассказываю ей о своем звонке в больницу, успокаиваю: с ним почти все в порядке — ложная тревога.— Я тоже им звонила, — говорит Мег. — Мне сказали то же самое. Вполне в папочкином духе, да?

Мы обе жутко злы на него — и ровно в этот момент с ним приключается сердечный приступ.

Я повторяю:

— Ложная тревога. Все будет хорошо.

Она молчит. Я продолжаю:

— Тебе бы здесь понравилось. Поправка: тебе здесь понравится, когда мы вместе сюда приедем.

Какой здесь шопинг! А сколько всего можно посмотреть, сделать…

Я кошусь на записи, пытаясь сообразить, все ли успеваю. Так или иначе, сегодня ближе к ночи улетать, и забери меня дьявол, если я поменяю билет на более ранний рейс просто потому, что Адаму очередной раз вздумалось стать центром всеобщего внимания!

— А еще здесь тепло даже зимой, — добавляю я.

Мег отвечает в том духе, что ждет не дождется.

Затем мы перебрасываемся парой фраз на деликатную тему: о донорстве стволовых клеток для ее сводного брата. К тому моменту, как мы прощаемся, Мег уже может говорить спокойно. И я снова испытываю благоговейный трепет: какая все-таки у меня замечательная дочь.

— Бойд… — Я смотрю на него в зеркальце заднего вида. — Наша программа… мы действительно все успеем сегодня?

— Да, мэм.

— Тогда вперед!