Ты, я и другие

Прохожу мимо стойки консьержа, и все внутри сжимается от неясной тревоги. У двери я сначала стучу, потом позволяю себе достать ключи и войти.

Кира Пью стоит в центре гостиной.

— Я перенесла инвентаризацию, специалист придет позже. Я хотела увидеть вас, у нас есть возможность.

..

Мои ноги словно прирастают к паркету. Я смотрю вниз и думаю: а ведь эти узкие плашки были когда-то деревом…

— Мне не о чем с вами разговаривать.

Она кивает:

— Я совершенно уверена, что сказать вам есть много чего, но не позволяет воспитание.

— Вы меня не знаете.

— Не знаю. Просто хочу поблагодарить. Спасибо за то, что позволили дочери сделать то, что она делает. У Ноя, несмотря на обстоятельства зачатия, тоже есть семья. Мы все очень любим его, а Мег… она дает ему реальный шанс.

Я никогда больше не сдвинусь с места, так и буду стоять, намертво приклеившись к выступившей из деревянных дощечек смоле. Эта женщина явно задумала навечно заточить меня в своей гостиной.

— Мег взрослая. Она сама принимает решения.

Пусть Кира не думает, что я как-то повлияла на дочь.— Конечно, сама. Но она ясно дала понять, что не желает никаких контактов ни с Ноем, ни со мной, ни с другими членами нашей семьи, поэтому я хочу быть уверена, что мои слова до нее дойдут. Спасибо, спасибо от всего сердца.

Я молчу.

— Мне пора идти, Бет. У Ноя последний курс химиотерапии перед пересадкой. Курс тяжелый, Ной очень плохо его переносит. Я выскочила из больницы на час в надежде, что перехвачу вас здесь.

В сердце начинает ворочаться заноза. Как бы я ни бесилась из-за Адама, этот мальчик не заслуживает того, что с ним произошло. Ни один ребенок не должен проходить через такие испытания.

— Кира, я не уверена, что когда-нибудь прощу вас и Адама. Но я желаю Ною удачи. Надеюсь, лечение ему поможет.

Ее глаза наполняются слезами.

— Спасибо. Нам удача понадобится.

Она уходит, а я еще некоторое время жду, пока паркет меня отпустит, пока сердце снова начнет разносить кровь по телу, пока я снова почувствую пальцы на ногах. Я все еще стою на месте, когда в квартиру заходит мужчина. Показывает мне бланк описи и ноет, что с переносом времени мы ему все поломали. Эй, ты, хочу я заорать, скажи спасибо, что не знаешь, как это, когда «все поломано»! Однако я лишь улыбаюсь и предлагаю начать. Я буду ходить и смотреть вместе с ним.

Как только смогу сдвинуться с места.

— Рассказывай все. И не ври. Я знаю, ты там с кем-то переспала, даже знаю когда. У тебя на лбу огромными буквами выведено: «Меня оттрахали!»

Я пью собственный вариант лос-анджелесского джин-тоника. Карен прихлебывает чай. Она показывает на лоб, словно подчеркивая, где именно у меня красуется непристойная татушка. Все это напоминает мне о других татуировках — на теле у Пинка. Понятное дело, я заливаюсь краской.

— Ага. Как его зовут, для начала?

— Пинк.

— А покраснела-то, покраснела! И что это за имя?

— Ну, на самом деле он Джефф, хотя друзья зовут его Пинк. Он музыкант группы «Бразерс», ударник.

Его обожают геи, поэтому Пинк.

— О, да я его знаю! — Странно, ведь музыкальные вкусы Карен застряли в восьмидесятых. — Ударник, да? И руки такие ловкие-ловкие?

— Очень. — Я густо краснею.

— Ах ты, мартышка! — Карен словно увидела меня в новом свете. — Сильная разница?

Я фыркаю от смеха:

— С кем?

— С Адамом.

— Адам — респектабельный горожанин сорока трех лет, для него новая женщина — приключение и всплеск эмоций. Пинк — тридцатишестилетний безбашенный музыкант, для него приключение — отсутствие женщин. Как можно сравнивать?

— И все-таки?

— Желаешь подробностей? — Мы обе громко хохочем.

— Да, очень здорово различается. Нечто совсем другое. Но это только секс. Секс, ничего больше.

Карен смотрит на меня в притворном ужасе.

— Ты в него часом не влюбилась?

— Нет. Чистое, незамутненное сексуальное желание.— Что-то ты стала говорить как Адам.

— Может, я дозрела до того, с чего он начал.

Карен трясет головой:

— Ох, нет, лучше не надо. Ты еще его оправдывать начни. Есть разница. У тебя долго не было вообще никакого секса, и организм потребовал своего.

Это базовый инстинкт. А Адам не испытывал недостатка в сексе, у него была ты. Но он хотел больше — и разнообразнее. Это просто жадность.

Как обычно, она раскладывает все по полочкам и не дает уйти в сторону.

— Ты его видела? — не могу не спросить я. Наверное, в моем голосе слышится тревога. — Мег говорит, он в норме…

— Да. В норме. Несколько недель ему нужно вести себя осторожнее, а в остальном все в порядке.

Таблетки для снижения холестерина, и все.

Она не спрашивает, почему я сама его не навестила.

— Знаешь, у меня вот уже где сидят его высокие душевные переживания. Актер провинциального театра.

Измены, внебрачные дети, теперь вот сердечный приступ… Причем именно в тот момент, когда…

Я навещу его. Позже. Не сейчас. — Позже? То же самое я подумала про разговор с Жилем. — Вы ладите?

— спрашиваю я подругу, имея в виду ее ссору с Адамом. Кошмарная была сцена.

— Стараемся. Куда деваться? Что бы там ни происходило, я влюблена в Бена, а он и Адам — братья.

— Ого! Влюблена? — Я шутливо толкаю подругу локтем.