Они все притопывают ногами и хлопают себя по бедрам в такт, а мы стоим как вкопанные.
—
Они начинают высовывать языки и надувать лица, когда бьют по твердым мышцам в такт громоподобному ритму. Глаза расширяются. Тела согнулись.
—
—
Раздевалка взрывается Хака, и слезы начинают щипать мои глаза. Они все смотрят на меня.
Это перерастает в мощное крещендо, когда все они чтят нас своим прекрасным традиционным танцем.
Внезапно все заканчивается, и толпа мускулистых мужчин расступается, пропуская Акеа, опустившегося на одно колено. На нем смокинг, и в руках он держит открытую крошечную голубую коробочку с бриллиантовым кольцом внутри.
Его глаза прикованы ко мне.
У меня подкашиваются ноги, но каким-то образом мне удается подойти к нему.
Я прикрываю рот дрожащими руками, а из моих глаз текут слезы.
— Зоуи, — мягко говорит он, поднимая на меня взгляд. — Ты выйдешь за меня замуж?
Я опускаюсь перед ним на колени и целую его долго и крепко в губы, пока все ликуют.
— Да, — выдыхаю я, отстраняясь. — Миллион раз да!
ЭПИЛОГ
Большие сильные рукиАкеа обнимают меня и двигают вверх-вниз, вверх-вниз. Он тяжело кряхтит, и все его тело напряжено.
— Восемьдесят девять, — говорю я. — Девяносто. Девяносто один.
Мы в постели, но не делаем ничего грязного. Ну, по крайней мере, не в данный момент.
Он жмет на меня лежа. Его одна большая рука сжимает мое бедро, а другая — плечо, когда он поднимает меня вверх-вниз, как будто я ничего не вешу.
Я на четвертом месяце беременности и только что пожаловалась, что стала такой большой, что даже он не мог меня поднять. Боже, как я ошибалась.
— Девяносто восемь. Девяносто девять. Сто.
Он продолжает. Конечно, продолжает…
Мой самоанский жеребец может скакать
— Думаю, теперь ты можешь остановиться, — говорю я со смешком.
Он ворчит, поднимая меня обратно. — Я могу дойти до тысячи.
— Я знаю, что ты можешь. Но меня от тебя тошнит.
Он немедленно опускает меня обратно и прижимает к своей груди. Его большие успокаивающие руки обвиваются вокруг меня, когда он садится и притягивает меня в свои объятия. Я таю рядом с его теплой грудью и бьющимся сердцем. Мне здесь нравится.
Кончиком пальца я начинаю обводить замысловатую татуировку на его бицепсе, и я улыбаюсь, когда вижу, как встают дыбом крошечные волоски.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он.
Я улыбаюсь и притворно покашливаю. Он целует меня в лоб и прижимает к себе крепче.
Я бы солгала, если бы сказала, что не доила беременность… совсем
Но это так мило, что он так беспокоится о моей безопасности и благополучии. Он бросает все, чтобы убедиться, что мне комфортно, что меня хорошо кормят и что у меня есть все, что мне нужно. Разве я виновата, что он настаивает на длительном массаже ног?
— Я в порядке. — Я придала своему голосу легкое хныканье, как делала раньше, когда у меня была контрольная по математике, и сказала маме, что я слишком больна, чтобы идти в школу. — Просто… у меня немного побаливают ноги.
Он тут же укладывает меня на мягкие подушки и берет мои ноги в свои огромные руки. Он такой большой и грубый, но со мной он такой нежный и мягонький. Он относится ко мне так, словно я самое нежное создание на свете, и мне это нравится.
Мне нравится в этом человеке все.
Он превратил Новую Зеландию в мой рай, и я никогда не хочу уезжать.
Я даже научилась любить регби, и мне не терпится наблюдать, как он учит играть наших детей. У нас будет столько, что хватит на целую команду, учитывая то, как он продолжает говорить о разведении моей киски и засовывании детей мне в живот.
По-моему, все это звучит заманчиво.
После того, как Уолтер Рейнольдс был уволен с работы, его место занял новый комиссар. Этот парень
Я написала статью о нем и его планах произвести революцию в маркетинге спорта и проникнуть в Северную Америку на профессиональном уровне. Статья попала на обложку журнала Sports Illustrated, и это стало кульминацией моей карьеры. С тех пор мне звонили из всех крупных спортивных сетей.
Но я никуда не собираюсь уходить.
Я люблю Новую Зеландию и обожаю освещать регби. В основном потому, что это позволяет мне весь день глазеть на этого татуированного красавчика.
Как только мои ступни становятся мягкими и их массируют, большие руки Акеа начинают делать что-то нехорошее. Они прокладывают себе путь вверх по моим ногам, пока я не становлюсь насквозь мокрой и тяжело дышу.
Мои губы растягиваются в озорной усмешке.
— Знаешь, — говорю я со вздохом. — Я становлюсь слишком большой, чтобы ты мог меня трахнуть.
Он прижал меня к скамейке сто раз, когда я сказала, что я слишком большая, чтобы поднимать, может быть, это сработает и с этим.
Он стягивает рубашку со своего огромного тела, когда выходит вперед с яростной напряженностью, до краев светящейся в его глазах. Я с трудом сглатываю, когда мое тело тает под его горячим взглядом.