Ты + я

– Сундук, сундук, – кивала плохо понимающая по-русски, на всё согласная роженица. Она, как прибившаяся доверчивая собака, знала, что сердитые женщины в белых шапочках и никабах не обидят её приплод. А её саму положат в чистую палату на твёрдые белые хрусткие, как сахар, простыни. Это в первый раз она не решалась к ним прикоснуться и всё пыталась отогнуть с полосатого матраца, пока на неё не прикрикнули.

Это в самый первый раз, родив в холодном чужом городе, где тускло светит флизелиновое северное солнышко, многое ей показалось удивительным. Что утром не растолкают, не напялят тяжёлый от грязи, толстый ватный халат и не пошлют убирать скотину или месить лепёшки, хотя ноет низ живота и ноги дрожат от слабости. Никто брезгливо не отведёт глаза: порченая, девять раз рожает – и все девочки. Раньше таким бросали обидные слова: «Лучше бы родила камень – пригодилось бы стену возвести».

…Родной кишлак: глинобитные кособокие плоские домики, редкие кривые смоковницы. В тени дувалов прячутся ослы и собаки, похожие на обтянутые шкурами скелеты… Белый воздух плавится и дрожит, как над раскалёнными углями. И только свежо и живительно булькает, шустрой девчонкой скачет по камням искристая ледяная речка. Она отделяет их выжженный солнцем, вытоптанный обжитой каменный пятачок от афганских гор.

Пить! Припасть жаркими обмётанными губами к той реке… Безымянная женщина дисциплинированно вытягивалась под капельницей в струну, и только тяжело дышала и ворочала сливовыми глазами.

– Я же говорю: пузо как сундук, а родит – в руки взять нечего, – ворчала нянька. Она принесла ребёнка на кормление, но врач дала знак унести обратно.

– Дочку как назовёшь? – крикнула врач, нагнувшись к невнятно шевельнувшимся губам женщины. Удивлённо обернулась к сестре:

– Сундук, говорит, что ли. Ни фига себе имечко. – Ещё раз, по слогам, раздельно повторила: – Дочку. Как. Назовёшь?

– Сундук… Сундук, – задыхалась женщина.

– Это у них обычай, я читала. Какое слово первое услышат – такое дают новорождённому, – невозмутимо и авторитетно пояснила молоденькая медсестра, подвигая каталку – везти родильницу в реанимацию. – От этого у ребёнка судьба зависит. И потом, может, на их языке сундук – какой-нибудь прекрасный цветок или звезды далёкой свет…

– Дикие какие люди, – с сомнением сказала врач. – А ребёнку всю жизнь жить.

В детской палате чмокала пухлым ротиком девочка-чернушка, наречённая матерью Сумруг – на языке её родины значило: жаркая, чувственная.

Лёвушка завтракал и смотрел утренние новости.

Завтрак готовился следующим образом. Лёвушка как-то всегда обнаруживал в холодильнике чёрствый, припахивающий пенициллином батон, резиновую корку сыра, колбасную попочку с поросячьим хвостиком – всё это рассматривал на предмет зелени и скупо срезал, если таковая отыскивалась. Зверски тряс бутылку с кетчупом и, как прилежная доярка, тщательно выдаивал из пакета последние капли майонеза. Через минуту микроволновка чудесным образом перевоплощала это сомнительное сооружение во вполне съедобный горячий бутерброд.

Банка с растворимым кофе и окаменевшая сахарница после ожесточённых, душераздирающих скребков ложкой, в очередной раз выдавали горстки ссохшихся крупинок. Залив их крутым кипятком, Лёвушка брал кружку с дымящимся кофе, тарелку с бутербродом и плюхался в продавленное кресло к телевизору, задрав ноги в сальных шлёпанцах на стол – блаженствовать. Он вздыхал, крутил головой, стучал кулаком по коленке – активно демонстрировал изумление и горькую иронию по поводу абсолютной профнепригодности коллег по цеху.

Собственно, новости лишь служили поводом для желчных Лёвушкиных комментариев. Из них явствовало, что коллеги бездари, а Лёвушка гений, а телестудия, видимо, объявляет конкурс на самых дебильных дебилов – и после строгого отбора зачисляет их в штат. Недавно Лёвушку с треском выгнали с телевидения за громкий провал авторской программы в прямом эфире.

Сегодня показывали рейд по торговым точкам города. Громадные румяные, увешанные оружием спецназовцы в бронежилетах топтались, позируя перед камерой на фоне продуктового ларька.

– Наряд явился по первому звонку! Только что была совершена контрольная закупка! Продана пачка сигарет лицу, не достигшему 18 лет! По новому закону, продавцу грозит штраф в сорок тысяч рублей!! – захлёбывался от ликования репортёр Димуля, Лёвушкин счастливый конкурент. Подражая столичным ведущим, он стоял на морозе с обнажённой головой, и велел оператору нацелиться так, чтобы была видна расстёгнутая австрийская дублёнка.

Димуля всегда был тупым оптимистом, и Лёвушка не отказал себе в удовольствии подытожить: «И-ди-от».

За добротно, тепло укутанными спецназовцами, оперативно и отважно обезвредившими опасную государственную преступницу, едва виднелась сама преступница. Похожая на затравленного зверка, она зябко куталась в жилетку и слабо, отрешённо, из вежливости улыбалась, видимо, плохо понимая, какая беда ей грозит.

Новостной блок завершал сюжет о торжественном, с высокими гостями из министерства культуры, открытии в центральном сквере памятника сосиске.