– Т-с-с! Слышишь: тишина? Но какая это ЖИВАЯ тишина! Они (растения) нас слышат! Как ты думаешь, о чём они думают? Я знаю: они завидуют мне. Твои одежда, волосы, кожа – ты вся пропитана цветочным ароматом… Тебя на улице не спрашивают, где ты покупаешь такие изумительные, редкие, бесценные духи?
В своих стихах сравнивал растения с пленниками летом, когда они томятся, лишённые прикосновения тугого ветра и тёплых, как ладони, солнечных лучей. Зато зимой обитатели цветочного магазина пребывают в неге, тогда как их уличные собратья звенят, как железо, с обледенелой кровью в железных стволах.
Они, как всегда, в своём уголке целовались, целовались, целовались… И кто-то в это время унёс горшочки с узамбарскими фиалками. Не бог весть какие дорогие, но сам факт кражи, впервые в магазине, удивил и испугал Аню.
– Это из-за меня, – нахмурился Поэт. – Не переживай, что-нибудь придумаю.
И принёс вазу с пушистой, голубичной, дымчато-сизой туей.
– Это не моя, моей бабушки. Ей нужны деньги на какой-то разрекламированный чудо-препарат от всех болезней. Она хочет за ёлочку пять тысяч, только сразу. Остальное, когда продашь, возьмёшь себе, расплатишься с хозяйкой за фиалки.
Аня в сомнении гладила мягонькую хвою. Туя стоит не меньше десяти тысяч, к Новому году цена удвоится. Конечно, она вернёт бабушке Поэта «лишние» деньги. Но домашнее, не проверенное растение следует выдержать на карантине не меньше месяца… Хотя с виду деревце ухоженное, чистенькое.
– Только сразу пять тысяч. Бабушка, сама понимаешь, старый человек: боится обмана.
– Аня, что это?!
Два фикуса – подстриженных в виде ажурных шаров деревца с узкими, в крапинку – будто над ними мелко потрясли кистью с жёлтой краской – листьями, – почти облысели. Хозяйка тронула стоящую рядом шеффлеру – и с неё листья посыпались дождём… Ани неделю не было, провалялась с гриппом, и вот… Уже понимая, она осмотрела оголённые ветки на свет – всё заткано едва заметными нитями, усеянными точками. Паутинный клещик.
Хозяйка брезгливо вытащила из укромного уголка тую, превратившуюся в скелет.
– Откуда ты взяла эту мерзость?! Она заразила все цветы! Ты что, решила меня по свету пустить?! Ты понимаешь, что в жизнь со мной не расплатишься?! На хлеб и на воду посажу, девчонка! Я эти фикусы готовила на день рождения жене мэра!
Дождь лил – в двух шагов ничего не видно. Входя в «Пассаж», складывая зонт, я заметила в пелене дождя размытый силуэт девушки, она держала намокший плакатик. Что там обычно пишут: «Помогите погорельцам» или: «Собираю на операцию»? Что-то знакомое в девушке… Обернулась: никого, как померещилось. Но ещё несколько раз за вечер она возникала то у эскалатора, то у кофейни: с тщательно спрятанным, опущенным лицом, с неизменным плакатиком.
– Аня, ты?!
Она была такая продрогшая, жалкая, с бескровным личиком. Даже пить кофе не было сил, вымученно улыбалась и грела пальцы о керамический стаканчик. С волос на стол натекала лужица.
Спасибо, всё нормально. Цветы вылечила, урон хозяйке восполнила, правда, в должности понизили: теперь уборщица. А ещё они с Юрой (Поэтом) на днях расписались. Брать свадебное или вечернее платье напрокат выходило дорого. Пришлось пойти на маленький обман: присмотрела в обычном магазине нарядное платьице, взяла домой будто примерить – его в загс и надела. На грудь, чтобы спрятать этикетку, приколола белую фрезию. И венок из фрезии сплела – другие невесты ревниво оглядывались. В загсе думала только о том, чтобы платье не зацепить, не испортить, в фойе шампанским не облить… Потом обратно сдала, никто ничего и не заметил…
Вот только Юра залез в долги (у него же бабушка больна), кредиторы наседают, срочно нужны деньги. Она уже больше половины собрала…
Я вывернула из кошелька сколько было – не очень много. Аня озабоченно подсчитала купюры, быстро попрощалась и исчезла.
Спустя полгода из нового цветочного магазина – «стекляшки» в центре города – заказали новую рекламную статью.
Меня встретила знакомая хозяйка. С гордостью повела рукой вокруг: и впрямь чудо, тропический рай посреди зимы. В густой зелени кричали яркие разноцветные попугайчики. Казалось, вот-вот на лианах заскачут бандерлоги и мои ноги обовьёт старый мудрый удав.
Пока я бродила в джунглях, хозяйка учила новенькую продавщицу.
– Так при пересадке сохранять земляной ком? – спрашивала та.
– Ни в коем случае, милочка. Стряхните и даже корни промойте. Это субстрат – наркотик для растения, оно долго на нём не продержится.
– Типа растение-наркоман?… – уточнила ученица.
Хозяйка что-то вспомнила, обернулась ко мне и крикнула:
– А Анькин-то поэт наркоманом оказался. Тряс из девчонки последние гроши. В последний раз после него нагрянула милиция с собакой. Псина сразу – к горшку с бонсай (пятьдесят тысяч, между прочим – заказ в загородный дом).