Ты идешь по ковру. Две повести

— Поэтому Лада и Петя приехали? Прощаться? Но послушай! Он же крепкий у тебя, это же он с собакой гулял? Я помню, видела твоего пёсика, а с ним мужчина старый, это же он? На прошлой неделе!

Я молчала. Гулял, конечно, это он гулял, ещё совсем недавно, на прошлой неделе, верно. Всё это верно. Но что тут поделать? Мама говорит, что он, похоже, просто устал жить. Жил-жил. И вот устал. Потерял всякую радость. Память же он потерял, вот и радость тоже.

— Без радости — никак, — сказала я совсем тихо. Думала, классная меня и не слышала. А она вдруг говорит:

— Знаешь что? Все так хвалят твоего Спальника, вот вчера он помог снова найти собаку.

— Позавчера.

— Да? Я вот думаю: может, он и вам поможет? Дедушке твоему. Собаки это умеют, известно же. Я вот читала: одна женщина болела, не вставала. Даже таблетки уже не могла пить, не было сил. Её собака, овчарка, сидела возле неё, руки лизала. И вот хозяйка через три дня стала принимать лекарства, потом начала ходить по комнате. Собака скулит, просится гулять — она и на улицу начала выходить. Тоже была пожилая, сколько твоему дедушке?

— Восемьдесят один. У нас-то — дворняга.

— Ещё лучше! Вот увидишь! Дедушка, конечно, не молоденький, но ничего, твой пёс справится. Ну, и ты поможешь. Ты ему читай что-нибудь. На ночь или так, днём. Приятно же, когда читают. Тебе мама на ночь читала?

— Мне Ладка. И Петька тоже. И мама.

— Вот видишь! Иди, тебя ждут. И прививку не забудь сделать на каникулах! Снег сойдёт, никто тебе уже её не поставит.

Уже в дверях я вдруг вспомнила:

— Он у меня в комнате спит. Спальник. А дедушку в Петькину поселили.

— Ничего. Поживёшь пока одна.

Дома было половинчатое веселье. Мама с Ладкой сидели на кухне, глаза у обеих красные, заплаканные. Ладка говорила:

— Я спрашиваю: «Жалобы есть? Голова не болит? Живот?» А он: «Ты хорошая. Как там у вас дела, в Крыму?» Пульс померила ему — так себе пульс, но у него возраст уже немаленький, давление не очень, конечно, но жить можно. Лёгкие не свистят. Можно жить, мама!

— Так он не умрёт? — спросила я. Мама с Ладкой вздрогнули, они меня не заметили.

— Организм работает, — сказала сестра, — тут ещё важно, как поведёт себя психика.

В большой комнате отец смотрел телевизор и жевал солёный огурец, прятал что-то за диваном — ну, понятно. А в Петькиной комнате сидели на кровати и веселились от души Петька и дедушка Витя.

Дедушка стучал Петьку по груди и говорил:

— Ну так что, пропьём тебя? А, паря?

— Ага! — отвечал брат и стучал по груди дедушке. — Как жизнь, дед?

— Ничего, парень. Как сам? — отвечал дедушка и снова ударял Петьку. Петька при этом здорово смеялся.

Я села рядом с ними на кровать. Запах старости ударил в нос. Теперь и наш дом пропитается этим запахом, никуда не скроешься. Спальник подошёл, подставил свою голову под руку дедушке.

— Спальник, — сказал дед. Конечно, этот пёс не забывается. Мелкий лизнул его в ладонь.

— Свадьба скоро у нас, — объяснил мне дедушка. — Вот, Петьку пропивать будем. А?

— Будем!

— Ботинки купишь мне, паря?

Откуда это взялось, вот это слово: «паря»?

— Куплю! — кричал и как будто даже подглатывал воздух Петька. — Лаковые куплю! Размер только скажи мне.

— Нет, — сказала я, мне тоже вдруг стало весело, — лаковые — прошлый век! Ты другие купи! Поищи уж!

— Другие куплю! Любые найду! А ты чтобы в них ходил, понял, дедуш! А то придумал: еле ходит! Ты брось это! Размер мне сообщи!

— Пса будешь выгуливать! — услышали мы голос Ладки. Они с мамой стояли в дверном проёме, толпились даже. — Прописываю тебе. Хотя бы раз в день.

— Да, папуль, Женьке некогда всё, тренировки. Ты уж возьми на себя.

— Чемпионка! — сказал дедушка и прикрыл глаза. — На свадьбе погуляем, да, паря? А как я любил её, Ладку свою.

И у него как-то опасно заслезились глаза. Мы вышли из комнаты, все, кроме мамы и Спальника. Это с дедушкой и раньше случалось: вдруг вспоминал нашу бабушку и плакал. Мама успокоила его и вышла. А Спальник не вышел, остался на вечер, а потом и на ночь. Понял как-то всё.

— Он что, скоро умрёт? — спросила я Ладку, потому что она студентка медакадемии, пусть отвечает теперь. Но только я не собираюсь верить, если она ответит плохое, не собираюсь. Ладка думала так долго, мне кажется, год, а на самом деле пять минут.

— Думаю, нет. Думаю, не скоро. Скоро — это сколько? Год у него ещё есть точно. Даже больше, думаю, два. Я не знаю. А вообще, как ещё психика себя проявит. Он просто устал один. Так я думаю.

23

Елизавета, наша классная, была права: дедушке стало лучше, и даже гораздо быстрее, чем я думала. Через три дня он уже ходил по комнате, искал очки и требовал себе стол для переговоров с иностранными коллегами-машиностроителями. Через четыре — вышел на крыльцо, осмотрелся кругом, сложил ладони рупором, закричал:

— А валенки у вас протухли!

Правда, к вечеру от такого подвига у него заболело горло, и он пролежал в кровати полторы недели. Спальник преданно сидел рядом на полу, смотрел ему в лицо, лизал руки, тыкался носом в нос и глаза. Но и не отказывался выйти со мной на улицу.