Ты лишила меня сна

— Я точно не помню… — сказала она, хмурясь. — Может быть, это и не здесь. Но надо проверить.

Она снова прищурилась.

Триона, стоявшая за ее спиной, терпеливо ждала. Снаружи бушевал ветер — следствие ярости Хью. Время от времени он сотрясал стекла окон так, что они начинали дребезжать, и холодный воздух просачивался в щели между стеклами и подоконниками.

Сердце Трионы колотилось при воспоминании о ее размолвке с Хью два дня назад. С тех пор она плохо спала. Если быть честной, то причина была в том, что она привыкла чувствовать рядом его теплое тело, а без него постель казалась слишком большой и холодной.

Миссис Уоллис выпрямилась и головой чуть не задела низко расположенную балку.

— Осторожно! — предостерегла ее Триона, поднимая фонарь выше.

— Да, стропила здесь расположены низко.

— Зато они прочные. — Триона огляделась: — Дом построен на совесть. А вот у нас в Уитберне потолки ужасно протекают.

— Да, хозяин постарался. Когда поденщики закончили со строительством дома, он отправил их к лорду на ремонт замка. Они и там поработали на совесть.

Триона много раз видела этот замок. Он величественно возвышался на гребне холма, отделенного долиной от просторного дома бабушки. Девочкой, навещая ее, Триона видела два внушительных строения — древний замок проклятых Маклейнов и новый дом бабушки, где всегда находились лакомства для ее маленьких внучек. Эти два здания, будто часовые, стояли на страже возле сонного городка, расположенного внизу у реки.

— Поднимите лампу повыше. Думаю, тот сундук, что нам нужен, может оказаться вон в том углу.

Триона последовала совету домоправительницы и была вознаграждена радостным восклицанием миссис Уоллис:

— Ага! Вот он! Пошлю Лайама, чтобы отнес его вниз. — Она улыбнулась Трионе: — Славное дело вы задумали — сшить новые шерстяные нижние юбки для девочек, чтобы они могли носить их под костюмами для верховой езды. Его светлость не думает о холоде и заставляет этих бедных малюток ездить на лошадях в любую погоду. Чудо, что они до сих пор не подхватили лихорадку!

У Трионы были свои соображения насчет его светлости, но она не собиралась выносить их на обсуждение.

Миссис Уоллис взяла фонарь и направилась вниз по лестнице. Триона, следуя за ней, не смогла удержаться от стона:

— У меня все тело болит от верховой езды. Когда-нибудь мне полегчает? Сил никаких нет.

Миссис Уоллис хмыкнула:

— Неудивительно! Нынче утром вы так долго катались без Фергюсона! Я даже беспокоилась, потому что вас не было целых два часа.

— Теперь я сожалею о каждой минуте, проведенной в седле.

Миссис Уоллис ответила ей понимающей улыбкой:

— Я считаю, что это пойдет вам на благо. Его светлость будет очень доволен. Вся его жизнь в лошадях. Он живет и дышит ими.

Помолчав, миссис Уоллис добавила:

— Хуже то, что он заставляет этих необузданных девчонок делать то же самое. Он берет их на верховую прогулку каждый день, какая бы ни была погода, светит ли солнце или идет дождь.

«Потому что он их любит». После отъезда Хью Триона снова и снова переживала их ссору. И каждый раз вздрагивала, вспоминая тот момент, когда она обвинила его в неспособности отдавать себя чувствам, а не только заботам. Это, конечно, было сказано в запальчивости. Она наговорила ему тогда много неприятных слов, и слова эти достигли одной цели — огорчили его и восстановили против нее. А она, в свою очередь, была разгневана и обижена им.

Горло Трионы сжалось от этих воспоминаний, и ей пришлось откашляться, прежде чем она заговорила снова.

— Почему вы называете девочек «необузданными»?

— Они избалованы. Будь они моими дочерьми, я бы задала им хорошую трепку. Его светлость не замечает, сколько с ними хлопот. Когда он дома, они шелковые, но стоит ему отлучиться на десять минут… — Она поморщилась: — На прошлой неделе одна из них насыпала соли в сахарницу, но, к счастью, я это обнаружила прежде, чем поставить ее на стол!

Триона усмехнулась:

— Мои братья тоже немало бедокурили. Особенно Уильям. Тот постоянно придумывал все новые проказы и вечно попадал впросак.

Она на мгновение поддалась тоске по дому. Что сейчас делают ее братья и сестры?

Должно быть, ее чувства отразились на лице, потому что, взглянув на нее, миссис Уоллис смягчилась:

— Что поделаешь, дети всегда остаются детьми.

— Если не считать того, что Уильяму двадцать и ему пора бы уже повзрослеть.