Ты любил меня за мои слабости

Мы, смеясь, подъезжаем к дому, пока мама рассказывает Лили о подростковых годах Джейка и его писклявом голосе.

— Он месяцами не выходил из дома, — говорит она, пытаясь сдержать смех.

Смех прекращается, когда мы замечаем несколько машин у моего дома. Я знаю, что серебристая машина принадлежит Дому, но не знаю, чья черная.

Я рада, что все ребята собрались сейчас у нас дома. Пора рассказать Канье о Доноване. Надо было сказать ему еще сегодня утром. Еще до отъезда я знала, каким будет мое решение. У меня замечательный парень, замечательная семья. Я не хочу сдаваться. Марко уже украл пять лет моей жизни. Я не позволю Доновану украсть еще хотя бы секунду моей жизни.

Я становлюсь сильнее с каждым днем. Воспоминания никуда не делись: они терзают меня, но сразу отступают, когда я перестаю обращать на них внимание. Они требуют внимания, но с помощью Канье и семьи мои дни теперь наполнены счастливыми, любящими моментами, которые превращаются в хорошие воспоминания. Они медленно, но оттесняют все уродливое на задний план.

Хорошие дни стирают боль моих кошмаров. Чем больше проходит таких дней, когда я не думаю об этих болезненных воспоминаниях, тем меньше я помню, что чувствовала. Я знаю, что это были ужасные времена в моей жизни, и я уверена, что никогда не забуду их, но возможность приглушить чувства, связанные с этими моментами, есть. И я — живое тому доказательство, потому что каждый день проходит еще одно мгновение, и я понимаю, что моя жизнь наполнена смехом, а не мучительными воспоминаниями.

И с помощью Канье и доктора Зик моя уверенность достигает невероятных высот.

Лили обнимает маму с переднего сиденья и выходит из машины.

Мама сидит ко мне спиной. Я тянусь с заднего сидения и тоже обнимаю ее.

— Мне нравилось видеть, как моя маленькая девочка улыбается и смеется сегодня, Эмми, — я откидываюсь назад и улыбаюсь маме.

— Я счастлива, мама, и со мной все будет хорошо, — я чмокаю ее в щеку и говорю. — Передавай папе привет и скажи, что я люблю его.

Мама широко улыбается, ее глаза блестят от слез счастья, и мое сердце разрывается от осознания того, что это из-за меня.

Я выхожу из машины, Лили подходит и встает рядом со мной, пока мы машем маме, когда она уезжает.

Мы разворачиваемся и идем к входной двери.

— Как ты думаешь, чья это черная машина? — спрашивает Лили.

Я знаю, о чем она думает. Черная блестящая машина, почти такая же, как у Марко в его империи.

— Понятия не имею, но знаю, о чем ты думаешь.

— Я не могу смотреть на эту черную машину и не думать о нем, — шепчет она.

Я протягиваю руку и крепко обнимаю Лили. Она задыхается, удивленная моим внезапным утешением.

— Я тоже… Но, как и все остальное, однажды все изменится.

Я отстраняюсь, Лили смотрит на меня и улыбается.

— Я так рада, что тебе становится лучше, Эм. Ты заслуживаешь всего, что может предложить тебе жизнь. У тебя самая храбрая душа и самое чистое сердце, как и у моей младшей сестры, — мягко заканчивает Лили с легкой улыбкой.

Это огромный комплимент, и я собираюсь принять его и попытаться оправдать его для Лили и для ее сестры Саши.

Мы улыбаемся и поднимаемся по ступенькам крыльца. Я поворачиваю ручку двери и захожу в прихожую. Мы не уходим далеко: кто-то выдергивает ручку двери у меня из руки, и пять пар сердитых глаз смотрят на меня.

Лили удивленно отскакивает, и я слышу, как Джейк ругается, а потом говорит:

— Лил, иди ко мне, детка.

Лили идет прямо к нему. Они обнимаются, и он целует ее в голову. Затем он смотрит на меня разочарованным взглядом. Я знаю это выражение, оно означает, что у меня неприятности.

Я перевожу взгляд на Канье и вижу, что он в ярости: губы и челюсть плотно сжаты. Кажется, он едва сдерживает свой гнев на меня.

Что, черт возьми, происходит?

Я поворачиваю голову влево и вижу, что Дом и Ник тоже смотрят на меня с несчастным видом. Дом качает головой, но мои глаза расширяются от шока из-за мужчины рядом с ними. Джозеф О'Коннор.

Ой-ой.

Алекса рассказала ему о наших планах? Нет, она бы не стала. Последнее, что я слышала, она пряталась от Джозефа.

— Кто-нибудь хочет объяснить, почему все смотрят на меня так сердито. И что он, — я киваю в сторону Джозефа, — делает в моем доме?

При моих словах лицо Джозефа смягчается, и на нем появляется виноватое выражение. Я не хотела быть грубой, но его присутствие шокирует. Я знаю, что он был в такой же ловушке, как и я, и я знаю, что он помог мне освободиться, но какого черта он находится сейчас в моем доме?

— Мы обнаружили твою переписку с Алексой, — заявляет Канье, его тон напряжен. Он очень старается сдержать свой гнев.

Черт!

— Я могу объяснить... — начинаю я, но Джозеф обрывает меня вопросом.

— Ты знаешь, где она? — его тон немного умоляющий.

— Нет, только то, что она была в Нью-Йорке, когда мы в последний раз разговаривали, — отвечаю я, и он начинает задавать мне новые вопросы.

— Как ты ее нашла? Зачем вы обе это делаете? Ты знаешь, как опасен Донован, но все равно заставляешь Алексу преследовать его.