Он ведь не зашёл на чужую территорию.
— Да. Правда привлекает всяких тварей. Наверное, из-за энергетики.
Том настораживается.
— Не понимаю.
Настораживается и Мак, из-за нервозности своей думая, что его всё-таки заметили.
И пугается сильнее от мысли, что отец Сони ещё более опасен, чем он себе представлял.
— Ты учишься с моей дочерью, да? И живешь неподалёку. Славные люди. Помню, как ты появился у них, тебе было года три, да? Тебе очень повезло, — Маркус говорит это монотонным голосом, без усмешки, вообще без эмоций.
Том опускает взгляд себе под ноги.
— Некрасиво замечать такие вещи вслух, мистер Маккалин… Я мог не знать, а такие вещи лучше слышать не от посторонних.
— Что-то мне подсказывает, что ты давно бы догадался в любом случае. Сегодня ты был с моей дочерью? Я видел тебя в машине, правда, не твоего отца.
Мак закусывает губу. Плохо. Очень плохо…
Он силится понять, свяжет ли Сонин отец всё это с ним.
Наверняка свяжет. И почему то представляется, что это лишь усугубляет его, Мака, положение.
— Да.
— Тогда позволь пригласить тебя в дом. Хочу разобраться в том, что произошло.
Том отступает назад, он не знает, что говорить. В мыслях всплывают слова Хедрика.
— Мне уже пора домой.
Маркус дотрагивается до его плеча. К его ладони прикреплен кожаный ремешок с алым плоским камнем посередине.
Том скручивается пополам от боли, глаза желтеют и поблёскивают в полутьме.
— Оборотень, значит.
У Мака бешено колотится сердце, он готовится выйти из укрытия, чтобы…
А, собственно, что?
Он медлит. К тому же не совсем понимает, что происходит и нужно ли вмешиваться.
Страх и досада оборачивается жгучим, горячим гневом, Том отступает и чувствует, как тело наливается болью, словно раскалённым свинцом. С жутким, пробирающим до костей воем, он трансформируется в огромного чёрного волка и со всё более нарастающей паникой понимает, что теряет контроль и сознание человека.
Он набрасывается на Маркуса.
Звучит выстрел.
#15. Кошмар
Её цветок покачивается на ветру. Алый закрытый бутон, в котором совсем мало воздуха. Соня знает, что должна сладко спать на мягком бархатистом лепестке, как все феи, она должна видеть медовые сны, и белые пушистые облака на голубом небе, должна восполнять запас энергии, генерировать волшебную пыльцу и…
Идти на бал с мистером Пауком.
Её бросает в дрожь, по тельцу пробегаются мурашки, они набухают и из них вырываются маленькие жёлтые цветочки, мягкие и приятные. От них она чихает, потому что у неё аллергия на шерсть.
Порыв ветра заставляет цветок накрениться, и Соня вскрикивает, цветы-мурашки забираются под кожу, оставляя ранки, что сочатся апельсиновым вареньем…
Она понимает, что у неё клаустрофобия, и из-за этого она не может быть нормальной феей, и что ей не нравится мистер Паук.
Теперь Соня изгой и должна бежать из Долины Фей.
Она делает страшное — вредит своему родному дому, цветку мака, за которым всегда ухаживала, и теперь она навсегда будет проклята.
На её руках его кровь и пыльца.
Через проделанную дыру Соня пытается выбраться раньше, чем наступит рассвет и другие феи поднимут её.
Там холодно и темно.
Соня понимает, что никогда до этого момента не видела ночь, у неё начинает кружиться голова, она сворачивается в комочек у лепестка напротив чёрной дыры в маке.
И понимает, что ещё немного, и её отдадут замуж за мистера Паука.
Она всхлипывает, чувствует тошноту и резко нахлынувший страх.
У неё огромный живот, и он клонит её к земле, она не сможет уйти далеко, не сможет пролезть через проделанную дыру, а цветок утром не выпустит её.
Она останется здесь.
Навсегда. Навсегда. Навсегда.
Живот раскрывается, как бутон красного цвета, из него вырываются сотни мохнатых паучат…
Соня вскрикивает, и её крик перерастает в волчий вой, а затем в выстрел.
Она поднимается на кровати резко, её мутит и кружится голова.
Всё это было лишь сном.
Кроме выстрела. Она уверена, что слышала его уже в реальности.
Соня, всхлипнув, с трудом спускается на пол. Голова начинает гудеть от попытки вспомнить, почему она в дурацком платье, что словно снято с ребёнка на утреннике…
Она подходит к окну и замирает, в одно мгновение побледнев.
Её отец тащит с улицы огромную волчью тушу, и за ней тянется кровавый след.
Во дворе горят фонари, ей не может казаться.
И она не может заставить себя отойти, пока наконец, её отец не останавливается и не поднимает на неё взгляд.
Ничего не выражающий, холодный взгляд.
Она отходит от окна, прикрывает рот ладонью и спешит к двери в ванную.
Мак замирает на месте и, кажется, забывает даже дышать. Что, может, и к лучшему — меньше шума.
Он всё ждёт, когда Том вновь приобретёт человеческий вид. Ведь так должно случиться, верно? Хотя перекинулся он не в полнолуние и был так быстро убит, мало ли…
Да и дождаться, и увидеть убитого, истекающего кровью мальчишку совсем не хочется.
Но Мак не может отвести от него взгляд, как и от кровавой дорожки.
И, медленно отходя от шока, начинает ещё сильнее бояться за Соню.
Она выходит из ванной, бежит запирать дверь, зная, что в этом нет смысла и замирает у другого окна, чтобы взглянуть на улицу.