– Люси, дорогая, я уже считаю тебя своей дочерью. Я не могла бы любить тебя сильнее. Я была бы счастлива удочерить тебя, но не могу принять это решение сама.
– Я знаю, – пробормотала Люси. – Я все понимаю.
– Завтра я поговорю с Лили. Посмотрим, что она скажет. Ты должна поговорить с матерью – ее мнение тоже будет принято во внимание. Может быть, она не захочет, чтобы я удочерила тебя. Я могу спросить, но, если ничего не получится, нам же с тобой не нужен листок бумаги, чтобы считать себя матерью и дочерью, верно?
Люси грустно улыбнулась.
– Конечно, не нужен. Но я была бы так рада…
– Я знаю, дорогая. Я все понимаю. Я постараюсь изо всех сил.
Глава двадцать седьмая
Особая любовь
На следующее утро я отвезла Полу в школу, вернулась домой и сразу же позвонила Лили. Я рассказала ей о нашем разговоре об удочерении. Лили ответила, что ей нужно поговорить со своим начальником. Но ей казалось, что если мы с Люси обе хотим этого, то отдел поддержит мою просьбу. Но, как я и ожидала, Лили предостерегла меня: сначала нужно поговорить с Бонни и узнать ее мнение. Мы обе знали, что большинство родителей соглашаются передать детей под долгосрочную опеку, но категорически возражают против усыновления, поскольку в этом случае они лишаются родительских прав. Меняется даже свидетельство о рождении усыновленного ребенка – вместо имен биологических родителей туда вписываются имена родителей приемных. Вечером я рассказала Люси о своем разговоре с Лили. Что-нибудь определенное можно будет сказать только через какое-то время.
Лили смогла связаться с Бонни лишь через три месяца. Она рассказала, что поначалу Бонни была против удочерения. Ей казалось, что она больше никогда не сможет увидеть Люси. Лили объяснила, что я не собираюсь менять условий ее встречи с дочерью. И тогда Бонни сказала, что она не будет возражать: она хочет того, чего хочет Люси. Подобное бескорыстие было очень необычно. Люси была в полном восторге, и я приступила к процессу удочерения.
Через год, когда Люси жила с нами уже два года, мы получили ордер на удочерение, и Люси официально стала моей дочерью. По ее просьбе мы изменили ее фамилию на нашу. Я подала документы на переоформление сберегательного счета и паспорта на новое имя. Люси получила еще один бонус: социальная служба с этого момента переставала следить за ее судьбой – никаких оценок, никаких социальных работников. Теперь она была не под опекой. Она стала моей дочерью.
Удочерение Люси мы отметили настоящим праздником. Приехали мои родители, мой брат с семьей, Лили, Джилл, Жозетта и Вики (еще одна подруга Люси). Я накрыла большой стол. Люси рассказала Жозетте и Вики об удочерении, но, кроме учителя, больше в школе об этом никто не знал.
Хотя социальная служба более не имела отношения к Люси, Лили предложила и дальше организовывать ее контакты с матерью. Поскольку у меня сложились хорошие отношения с Бонни, я сказала, что необходимости в организации больше нет. Мы всегда сможем договориться напрямую. Так все и вышло, Бонни продолжала встречаться с Люси дважды в год и периодически звонила ей. Обычно мы встречались в дни рождения и на Рождество. Иногда Люси встречалась с Бонни у нас дома. Тогда Бонни познакомилась с Адрианом и Полой. А иногда Бонни и Люси встречались в городе. Я всегда давала Люси деньги, чтобы они могли пообедать и как-то развлечься – например, сходить в кино. У Бонни вечно не было денег. Мне очень хотелось, чтобы Бонни изменила образ жизни и выбралась из этой трясины, но я ничего не говорила ни ей, ни Люси. Бонни и сама все понимала, и ей не следовало давать советы. Я была уверена, что если бы она могла, то изменилась бы, и надеялась, что когда-нибудь так и будет.
После встреч с матерью Люси всегда была грустной и тихой. Она часто отказывалась от ужина или ела очень мало. Хотя питание ее заметно улучшилось, в моменты стресса она мгновенно теряла аппетит. Я все еще следила за ее питанием, но больше не тревожилась об этом так, как раньше. Люси немного набрала вес и теперь весила столько, сколько и должна девочка ее возраста и роста. Впрочем, она от природы очень миниатюрна и стройна, так что полнота ей не грозит. Еще до удочерения ей предложили пройти курс психологической поддержки, но она отказалась. Это очень личное дело, и очень важно правильно выбрать время. Люси знает, что всегда может обратиться к психологу. Когда ей об этом сказали, она очень трогательно ответила:
– Собственная семья – вот лучшая психологическая поддержка.
И я снова не смогла сдержать слез.
Когда Люси исполнилось шестнадцать, она отправилась встретиться с матерью. Вернувшись, она сразу же ушла к себе. Я дала ей немного времени, а потом поднялась следом. Я постучалась и вошла. Люси сидела на кровати, обняв мистера Банни. Я сразу поняла, что она о чем-то думает.
– Все в порядке, дорогая? – спросила я, входя в комнату.
– Вроде того, – тихо ответила она, глядя на меня снизу вверх.