Ты меня предал

Первые три-четыре года мы были до безобразия счастливы. Да, у нас не получалось завести ребёнка, я лечилась, но терапия была вялотекущей, и мы по молодости не заморачивались. Павел оттачивал своё мастерство хирурга-имплантолога, я трудилась выпускающим редактором в журнале, попутно перехватывая заказы на переводы с английского. Мы ездили отдыхать в разные концы света, копили деньги на машину — квартира-то у нас была — и всячески наслаждались жизнью. Сколько мы тогда книг перечитали и фильмов пересмотрели! Вместе. Нам нравилось так делать — что-то читать или смотреть одновременно, а потом это обсуждать. Вкусы совпадали далеко не всегда, но кто сказал, что для счастливой семейной жизни надо любить обязательно одно и то же? Павел всегда сильнее тяготел к какому-то трешу — боевики, ужастики, кровь, кишки и кетчуп, — я же предпочитала что-то спокойное и слёзовыжимательное, на разрыв. И мы, с одной стороны, уважали вкусы друг друга, а с другой — подтрунивали над ними. Я изображала храп, когда мы смотрели какой-нибудь боевичок с длинной сценой драки между героями, а Пашка громко сморкался в платок во время трогательных моментов слезливой мелодрамы.

У многих пар не складываются отношения с родственниками, но обе наших мамы были и дружны между собой, и любили нас. Многочисленные анекдоты про тёщу и свекровь оказались абсолютно мимо кассы, и это тоже было огромное благо. Любовь Андреевна не перестала любить меня, несмотря на мои проблемы с зачатием, а уж моя мама и вовсе боготворила Павла. И как же она была в нём разочарована после…

В то время меня поражало Пашкино терпение. Он каждый год покорно сдавал спермограмму, хотя не был от этого в восторге, но ни разу я не слышала от него ни одной жалобы. Посещал по моему требованию уролога, ездил со мной к Ирине Сергеевне и безропотно пил витамины для улучшения количества и качества «живчиков». У меня не было других знакомых пар с подобными проблемами, поэтому я воспринимала это поведение, как абсолютно нормальное. Оно, конечно, и было нормальным. Вот только потом, уже от Ирины Сергеевны, я узнала, что так бывает не всегда. И что многие мужчины раздражаются, если у женщины не получается забеременеть на один чих, и уходят от таких жён к менее проблемным.

Я гордилась Павлом гораздо сильнее, чем собой — так стойко он всё воспринимал, так поддерживал меня морально и физически. Поэтому его предательство стало для меня колоссальным ударом, которого я абсолютно не ожидала.

Примерно за месяц до того дня я заметила, что Павел стал более нервозным, но списала это на очередной виток наших проблем с зачатием, да и работа у него не самая лёгкая, есть из-за чего заморачиваться. Но мне некогда было анализировать поведение мужа — я сдавала анализы, готовилась к очередной вылазке в больницу, где мне должны были в третий раз проверять многострадальные трубы. Нет, это не значит, что я совсем игнорировала Павла, скорее, воспринимала его состояние как ещё одно отражение того, что происходит со мной. Я и подумать не могла, что он может мне изменять. Я всегда верила мужу, как самой себе, не проверяла его телефон, не искала «компромат» — просто не понимала, зачем жить вместе, если не веришь человеку? Что ж, зато теперь я знаю, что не стоит так себя вести. Хотя вряд ли эти знания пригодятся мне на практике — замуж я больше не собираюсь.

Это был обычный вечер, и поначалу он казался мне таким же, как все предыдущие. Я приготовила ужин и ждала Павла с работы, попутно собирая пакет документов для больницы, куда должна была явиться на следующие сутки с утра пораньше. Меня чуть потряхивало, как всегда бывало перед медицинскими процедурами, особенно неприятными, и я решила выпить ромашкового чаю — он обычно помогал мне успокоиться.

Павел пришёл, когда я уже допивала чай, сидя за кухонным столом. Окинул меня до странности пустым взглядом, похожим на взгляд какого-то наркомана, и я, удивившись, уже хотела поинтересоваться, что случилось, когда он выпалил сам:

— Динь, я… ухожу.

Он не сел, остался стоять возле стола, и взгляд его, по-прежнему оставаясь пустым, бегал туда-сюда, ни на чём не сосредотачиваясь.

— Куда? — Я ещё не понимала. Увидела, как дёрнулся кадык мужа, словно он сглотнул, а потом услышала ледяной ответ:

— К другой женщине. Она… беременна.

Я уронила чашку, которую держала в руках, и она с громким звоном грохнулась на пол, разлетевшись на мелкие осколки. И вот вроде бы — это чашка разбилась, а мне казалось, что я. И это я сейчас лежу там, на полу, в виде осколков — ошмётков плоти, и истекаю кровью из разорванных жил.

— Пойду, соберу вещи, — глухо кашлянул Павел, отвернулся и ушёл с кухни, не заботясь о том, что под ногами у него острые осколки фарфора. Прошёлся по ним, хрустя, как по снегу, окончательно превращая в пыль мою душу, сердце и веру в мужа.