Ты меня предал

Мне казалось, что я горю. Я тысячу лет уже не ощущала ничего подобного. Такого сладкого жара, такого откровения, такого тянущего чувства между ног… Это было так остро и жадно, как до брака, когда мы ещё совсем не знали ни бед, ни горя…

— Паш, мне нельзя, нельзя… — шептала я, жалобно всхлипывая, выгибаясь и вопреки своим словам подстраиваясь под его движения пальцами, шевелила бёдрами, обхватывала руками его напряжённую спину…

— Немножко можно. — Горячий язык коснулся сначала одного соска, затем второго, и я едва не умерла от наслаждения. Грудь сейчас была настолько чувствительной, что меня словно молнией пронзило. — Доверься мне, всё будет хорошо…

Павел осторожно и ласково покусывал меня за соски, одновременно с этим продолжая движения рукой внизу, где было уже до безобразия влажно и скользко. Целовал живот, шепча, какой он безумно красивый, спускался всё ниже и ниже… А потом…

Я вскрикнула, ощущая, как на ресницах собираются солёные капли удовольствия, притиснула к себе голову Павла, изо всех сил прижимая её как можно ближе и чувствуя, как он проникает в меня языком, пальцами осторожно раздвигая половые губы и перекатывая клитор, будто бутон цветка. Он имитировал половой акт, тараня меня языком, выгибал его, задевая внутри что-то такое, из-за чего я безумно дёргала ногами, верещала и плакала от наслаждения, сцепив руки в замок на затылке Павла и ни за что на свете не желая, чтобы он прекратил всё это. Он и не прекращал, настойчиво, но нежно доводя меня до края — пока я в конце концов не отпустила его голову и не рухнула обратно на постель, ощущая, как уходит напряжение из тела и кожи словно касается раскалённое солнце, взрываясь мелкими лучиками в моих зрачках…

Когда я очнулась от своей эйфории, Павла рядом не было.

Только в ванной шумела вода…

Павел

Собственное напряжение он смыл в ванну, быстро и лихорадочно закончив всё буквально за несколько секунд. Стоны и вскрики Динь возбудили просто до невозможности, до боли во всех мышцах, до помутнения мозгов. Пришлось даже засунуть голову под ледяной душ — иначе она соображать отказывалась. Хорошо, что сегодня Павлу не нужно было на работу.

Он не обольщался, понимая, что просто подловил Динь на слабости. Сон, гормоны беременной женщины, а тут он полез со своими ласками — она просто не смогла его оттолкнуть. Получила удовольствие, а теперь наверняка захочет прояснить ситуацию и указать Павлу на его настоящее место в районе плинтуса.

Что ж, он был к этому готов, хотя это не значило, что ему совсем не будет больно.

Когда он оделся и вышел из ванной, Динь ещё сидела в спальне на кровати, глядя в окно с отсутствующим выражением на лице. Заметив Павла, нервно сцепила руки на подоле ночнушки и слегка порозовела щеками.

— Я… — начала она почти с вызовом, но он её перебил.

— Ложись, я укол тебе сделаю. Спирт есть?

Динь вздохнула, зыркнула на него исподлобья, явно раздумывая, не продолжить ли выяснять отношения, но в итоге сдалась и сказала:

— В ванной, в шкафу за зеркалом. И ватные диски там же.

Павел кивнул, вновь пошёл в ванную, забрал всё необходимое и вернулся к Динь.

Жена уже лежала. Ночнушку задрала, но трусы предусмотрительно надела. И когда Павел улыбнулся, глядя на весёлую жёлтую пчёлку на ослепительно белом хлопке, откровенно напряглась.

Господи, неужели она и правда думает, что он теперь будет набрасываться на неё каждый день? Нет уж, это было бы глупо.

— Динь, расслабься, — произнёс Павел как можно примирительнее. — Хочешь, закрой глаза. Это всего лишь укол, ничего страшного.

— Да я не из-за укола, — огрызнулась жена, но глаза закрыла. Павел быстро сделал всё необходимое, прижал ватный диск к проколу и спокойно сказал:

— Я понимаю, но я уже говорил тебе, что уеду и больше не появлюсь по первому же твоему слову. Ничего не изменилось. Как только ты решишь, что всё и моя помощь тебе больше не нужна, скажешь — и я уберусь из твоей жизни, обещаю.

— Да ладно, — хмыкнула Динь, перехватывая вату, и открыла глаза. Окинула Павла скептическим взглядом и протянула: — Хочешь сказать, что не собираешься заставлять меня принять тебя обратно?

— Не собираюсь. Заставлять — нет, — покачал головой Павел. — Для чего, чтобы ты постоянно была несчастна? Нет, Динь. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и останусь только в том случае, если ты захочешь быть счастливой со мной.

— Я не захочу, — процедила жена, и глаза её моментально налились слезами. Ещё не хватало!

— Я пойду приготовлю завтрак, а ты полежи минут пять и иди умывайся, — быстро сказал Павел, отходя от кровати. — Будешь сырники?

— Нет. Я собиралась сварить яйца и сделать бутерброды с маслом и сыром.

— Хорошо, договорились.

Дина

Весь этот день я ругала себя. Старалась не думать о произошедшем, но как тут не думать, когда такого со мной уже минимум года четыре не случалось? Я словно вернулась во времена своей беспечной юности без диагнозов и лекарств, и от этого было одновременно и сладко, и горько.