Ты меня предал

Я замечала, что он тревожится за меня, по-настоящему беспокоится, следит за тем, чтобы я постоянно измеряла давление, нормально ела и спала. Однако при этом Павел словно горел энтузиазмом, он был воодушевлён, хотя улыбался редко. Но глаза его были удивительно тёплыми, и бывший муж согревал меня одним своим взглядом. Иногда мне хотелось спросить: «Разве ты не понимаешь, что этот ребёнок — не твой?», но я молчала. И не только потому что не желала волноваться, совсем нет. Теперь мне уже казалось, что Павел не заслуживает подобного вопроса в свой адрес.

Я провела дома около недели, но потом вновь загремела в больницу по той же причине: давление. Павел в тот день был на работе, поэтому я была вынуждена ходить по квартире не только в туалет, и вот… доходилась. К вечеру давление вновь подскочило, и я, отзвонившись Наталье Вячеславовне, вызвала скорую. Павлу написала в мессенджер, и он тут же ответил, что сейчас приедет, но на этот раз не успел и в роддом меня увезли без него.

Павел

Дома без Динь было неуютно. Да, Павел давно и искренне считал её квартиру своим домом, несмотря на то, что пока не имел на это права. Но ни в каком другом месте, даже в квартире матери, он не чувствовал себя так комфортно и спокойно, как там. Хотя дело было, разумеется, не в самой квартире, а в присутствии Динь рядом.

Но сейчас жены не было, и Павел скучал по ней до боли. И Кнопа скучала, через каждые пару часов заходила в маленькую комнату, смотрела на кровать и начинала поскуливать. Павел гладил её по голове и успокаивал, обещая, что хозяйка скоро вернётся.

— В отличие от меня, она ни за что не бросила бы тебя, Кноп, — говорил он тихо и серьёзно, ощущая, как в груди что-то нервно сжимается от волнения. Ведь чем больше проходило времени, тем ближе становился день, когда Павлу всё-таки придётся объяснять случившееся три года назад.

Жена писала из роддома постоянно, рассказывая и о своём состоянии, и просто о том, что происходило рядом — о врачах, соседках по палате, разговорах в коридоре. Спрашивала, как у него дела. Непринуждённо, свободно… как раньше. Павел отвечал, искренне считая, что Динь переписывается не только с ним, пока ему не написала Алиса. Вот тогда и оказалось, что жена никому не сообщила о своей госпитализации, даже ближайшей подруге — знал только он. И Алиса, и ещё несколько девчонок из числа бывших коллег или однокурсниц Динь, узнав от него, что она лежит на сохранении и её лучше не трогать, стали периодически писать ему, интересоваться, как дела и не нужна ли какая-то помощь. И Павел с удивлением понял, что не только Алиса хочет, чтобы Динь его простила и приняла, но и все остальные — тоже. Он не спрашивал, почему так, да и подруги жены ничего не говорили, но это стало понятно по дружелюбной манере общения. Вряд ли с ним стали бы любезничать, если бы относились плохо.

Павлу было любопытно, откуда растут ноги, и он решил спросить об этом у Алисы. И получил исчерпывающий и обезоруживающий в своей искренности ответ:

«Слушай, ты Динку почти девять месяцев обхаживаешь, как Золушка трудишься — и собаку выгуливаешь, и квартиру драишь, и готовишь еду, и по магазинам шманаешься. Подробности твоего похода налево никто не знает, но девчонки уже не сомневаются, что тебя надо брать назад. Это чисто прагматичный взгляд на вещи — Динке одной будет тяжело, а ты ей помогаешь. Поэтому все надеются, что она забудет прошлые обиды».

Слова Алисы были и приятны, и неприятны одновременно. Да, он действительно старался делать всё, но… не для того, чтобы получить от Динь прощение вкупе с «прагматичным взглядом на вещи». Он просто хотел, чтобы она родила здорового ребёнка, желал облегчить ей жизнь. Прощение — это хорошо, однако… Павел отчаянно хотел, чтобы Динь не просто простила и позволила быть рядом, а чтобы она поняла его. Только настоящее понимание даёт возможность отпустить обиду и двигаться дальше… вместе.

Наверное, он хочет слишком многого. Но Павел, каждый день отвечая на сообщения Динь в мессенджерах, не мог не таить в сердце надежду и веру в лучшее.

Вторая госпитализация Динь в отделение патологии беременности проходила для Павла тревожнее, чем первая. Во-первых, из-за того, что её увезли в роддом в его отсутствие. А во-вторых, срок был уже большой — почти 38 недель — давление с трудом сбивалось, от вездесущей магнезии, которую литрами вливали в Динь, её раздувало, как воздушный шарик, и кровотоки в матке ухудшались. Пуповина пока была в порядке, но жена волновалась и жаловалась — не хотела, чтобы врачи ждали, пока и там станет плохо. Тем более, что врач на УЗИ заявил: «Плацента у вас такая, будто вы вот-вот родите». У Динь давно периодически случались тренировочные схватки, но это ничего не значило, и она боялась, что её в итоге дотянут до гипоксии у ребёнка.

Всё это Динь написала, когда Павел находился на рабочем месте, и как только пациент ушёл, он тут же позвонил Ирине Сергеевне и вывалил на неё все свои тревоги по поводу состояния жены.