Злиться и вспыхивает. Хватаю ее за грудь и снова начинаю выкручивать соски. Девчонка сначала не двигается, а потом все-таки не вытерпев, облокачивается головой о мою грудь и выпячивает живот. Закрывает глаза. Не может мне сопротивляться. А я как кот, которому достался самый жирный кусок рыбы, улыбаюсь.
— Открой глаза, Кира.
Распахивает и смотрит на меня в отражение. Сую ей палец в рот.
— Соси.
Кира напрягается, но не даю ей думать, убираю руку с груди и веду вниз. Девчонка сначала смотрит расширенными глазами, а когда мои пальцы вновь оказываются внутри нее, она автоматом смыкает губы и начинает всасывать мой палец со стоном и всхлипами.
В какой-то момент добавляю второй палец в узкое пространство между складками, Кира охает, но продолжает двигать бедрами и сильнее насаживается на мои них. Взгляд туманится, ее ведет, и чтобы не дать ей кончить, вытаскиваю пальцы и опрокидываю ее животом на мраморную столешницу. Кира только успевает стянуть полотенце с вешалки и положить под грудь. Кулю, которую она сделала из волос распускаю и наматываю на кулак.
Вытаскиваю из полочки презерватив, прижимая ее бедрами к столешнице, чтобы не вздумала дергаться, зубами вскрываю упаковку и ловким движением натягиваю резинку. Вхожу резко, как и в первый раз. Девочка вскрикивает, но не пытается отодвинуться.
«Ничего, со временем привыкнет к моему размеру».
Беру жестко, о ней почти не забочусь. В этот раз думаю только о себе. Срываюсь и злюсь. На кого? Чувств к ней у меня нет, это точно, но как представлю, что Алекс лапает ее в машине, злость накрывает волной бешенства и я перестаю контролировать с какой скоростью и силой вбиваюсь в ее бедра.
— Влад, — огромные глаза Киры ловлю в отражении, — остановись, мне больно.
Замедляюсь, но не останавливаюсь. Вхожу не до конца, но снова разгоняюсь. Кладу руку ей на горячую поясницу, а волосы тяну сильнее назад, девчонка с легкостью выгибается и стонет. Вижу, что дышать становится сложнее, воздуха не хватает, но она не просит остановиться, не сопротивляется.
Перед лицом встает картинка, как Алекс лезет ее целовать, и я зверею. Наклоняюсь вперед, касаюсь ее спины животом, отбрасываю волосы в сторону и хватаюсь за бедра. Вколачиваюсь в нее с такой силой, что Кира снова вскрикивает. Крутит бедрами и полыхает, как пожар. Горячая, потная. Моя.
Четко понимаю, что страсть между нами — это не любовь. Не с моей стороны, уж точно. Это аномальная похоть, которой я уже очень давно не испытывал. Меня накрывает вулканической волной наслаждения.
Кромсает и рубит на части. Рычу.
Кира кончить не успевает. На это и был расчет. Наказываю.
Поднимаюсь с нее. Выкидываю очередную резинку и вхожу под душ. Тело ватное, расслабленное.
Девчонка медленно сползает со столешницы и поворачивается ко мне. Смотрит внимательно и снова молчит.
«О чем ты думаешь сейчас, Фисташка?»
Смываю ее смазку с члена. Наливаю шампунь на мочалку. Кира снова собирает кулю наверх и переминается с ноги на ногу не решаясь зайти под душ. Протягиваю ей руку и завожу под струи воды. Только сейчас замечаю у нее на шее под волосами тату сделанную хной в виде месяца, а под ним родинку. Еще ниже свой укус. Это так необычно смотрится, что я зависаю на доли секунды.
— Давно сделала? — хриплю я и не узнаю свой голос.
— Что? — удивляется она.
— Тату, — касаюсь рисунка.
— Не трожь, — вскрикивает девушка, а я аж отстраняюсь от неожиданности, — никогда не прикасайся к этому месту, — злиться.
Ого, вот это реакция. Да что такое с этим тату?
— Ты чего, Кир?
Фисташка быстро обмывается и выходит из под душа. Наскоро обтирается и пулей вылетает из ванной.
«Да что случилось?»
Приходится так же быстро обмыться и идти за ней, а то с нее станется смыться. Выйдя из душа, застаю картину, которая потом еще очень долго не давала мне покоя. Это как замедленная съемка в кино, так и образ Киры плотно засел в голове.
У испанцев кондиционеры находятся не под потолком или полу, а висят в виде батареи под окнами. Вот на таких «батареях» сейчас и сидела Кира. Ее волосы раздувало потоком холодного воздуха, и они как ветви плакучей ивы метались вокруг нее. Девушка уже успела надеть штаны и бюстгальтер, но оставалась все еще полуголой.
— Кира, уйди с кондиционера, заболеешь, — тяну за руку.
Такая нежная, совершенно без макияжа, кажется еще младше, чем обычно.
— Мне нечего надеть, — тихо произносит, — можешь поделиться своей рубашкой?
Улыбаюсь, вспомнив, что разорвал на ней футболку.
Говорит спокойно. От вспышки гнева не осталось и следа. Вижу, что ей стыдно, но прощение просить не кидается, как и объяснять, что это было.
— Сейчас, погоди.
Думаю, чтобы ей такого дать, чтобы не утонула. Смотрю на ее бордовые штаны и вынимаю из шкафа белую рубашку с длинными рукавами. Вдруг понимаю, что не хочу, чтобы кто-то видел ее оголенные участки кожи.
И как вы думаете, что она с ней делает? Платье.