Ты мне не нравишься

– Не нервничаю, – уверяет Артем, возвращая мне вертикальное положение. – Иди-иди. Я должен доставить тебя в кровать целой и невредимой.

Доставить в кровать, хе-хе.

Мысли рождаются в голове исключительно порочные, разносятся волнами тока по позвоночнику. Хорошо, что Артем не знает, о чем я думаю. Иначе бы точно сбежал куда подальше.

Он распахивает дверь в мою спальню, жестом указывает на заправленную постель.

– Всё, обязанности старшего брата я выполнил с честью. Ложись. Принесу тебе воды и… – он задумчиво смотрит на моё бледное лицо, – тазик. На всякий случай. Погоди, дай одеяло расправлю.

Пока Артем изображает из себя хорошего мальчика, мой мир кружится в прямом смысле слова. Тепло комнаты бьет по макушке, и опьянение усиливается. Рушусь прямо на покрывало, изучаю потолок со всей пристальностью. Красивый, белый.

Артем пытается укрыть меня одеялом. Никогда не задумывалась, как хорошо он выглядит, если смотреть снизу вверх. Волевой подбородок, и родинка на шее. Легкая щетина, которой хочется дотронуться.

Красивый мужчина. Такого невозможно забыть, если однажды ваши пути столкнулись.

Да и зачем забывать?

Я решительно тяну его за низ футболки. Артему приходится упереться руками в матрас и нависнуть надо мной, чтобы не свалиться. Я такие позы видела разве что в фильмах категории «не для детей».

– Побудешь со мной? – спрашиваю и закусываю губу. – Всего один раз. Пожалуйста.

Сердце припадочно молотит, а Артем становится так мрачен, будто я попросила о какой-то гадости или переступила черту.

Что он мне сделает? Откажет? Засмеет? Назовет малолетней нимфоманкой?

Да и пускай. Я никогда больше не решусь на что-то подобное, а потому единственной возможностью надо пользоваться.

Он ведь забрал меня. Без единого вопроса или упрека. Без осуждения.

Он под пулю ради меня попал. Он так смотрел на меня в день нашего знакомства, что  – клянусь! – меня прожигало насквозь.

Неужели я ему безразлична?..

Провожу ладонью по мужественному лицу. Медленно, долго, смакуя каждую секунду прикосновения. Как в тех снах, после которых приходилось отпиваться холодной водой. Крылья носа Артема трепещут, но он не запрещает касаться себя. Глаза темнеют, теперь в них – темное море, предгрозовое, неспокойное.

– Что ты делаешь? – кажется, он злится. – Софья, давай не будем сходить с ума.

Но меня не остановить. Во мне вспыхивает пламя кромешного безумия, и я, поднявшись на локтях, касаюсь губами горячих губ. Обвожу их языком, ловлю замершее в секунду дыхание. Точно во сне, проявляю инициативу и не боюсь напороться на отказ. Артем тотчас напрягся. Он не двигается, не пытается ответить взаимностью или отстраниться.

Даже глаза не закрывает.

Мне хочется вжаться в него целиком. Тяну за плечи на себя, но Миронов-младший остается недвижим. Цепляюсь за его футболку пальцами, царапаю кожу. Во снах касания были мимолетными, теперь же я могу творить совсем уж непозволительное. Трогать. Осязать. Впиваться поцелуями.

– Софья…

Как заклинание, как молитва, как грязное ругательство. Моё имя звучит точно звон колоколов, точно дьявольский смех. Гремучая смесь.

И вдруг Артем срывается, будто держался до последнего, но тормоза отказали. С тихим стоном подминает меня под себя, кусает мои губы. Его ласка болезненна, а движения резки. Он не целует – жалит.

Меня наполняет жгучим, ядовитым желанием. До кончиков пальцев сковывает нетерпеливой жаждой обладания. Я забываю обо всем, перестаю существовать.

Невозможно остановиться. Цепная реакция запущена, и мы сплетаемся телами, а наши руки пробираются под одежду. Его пальцы ложатся над чашечками бюстгальтера, задевая чувствительную кожу груди. Моя ладонь скользит вниз по дорожке волос, к резинке нижнего белья.

Артем отстраняется первым.

– Софья! – повторяет он совсем иным, грозным тоном. – Хватит. Завтра ты пожалеешь о своем безрассудстве.

– Не пожалею. Нет. Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, – тяну за пряжку ремня, но горячая рука легко отводит мои пальцы в сторону.

– Ты пьяна. Отдыхай.

– Нет, честно. С того самого дня, как мы встретились, я думаю только об этом. Ты мне постоянно снишься. Я… я… хочу тебя.

Последние три слова даются тяжелее всего. Пусть тело и храбрится, и мысли ясны, но признаться в порочном желании всегда сложно. Особенно, если двадцать лет ты изображала праведницу и не подпускала к себе никого.

– Хватит! – уже не просит, но приказывает.

Я закрываю глаза и утыкаюсь носом в футболку Миронова-младшего. Она возмутительно пахнет: терпкостью, мятой, сигаретами и порохом. Горькой расплатой за минутную слабость.

– Проспись, завтра поговорим.

Тяжелые руки обнимают меня, сжимая в кольцо.

– Послушай…

Но я засыпаю, не успев закончить предложение.

***

Кто насыпал мне в рот наполнитель для кошачьего туалета?!

Какая гадость.

Замечаю стакан воды, заботливо оставленный на прикроватной тумбочке Артемом. Жадно выпиваю до дна. Голова чугунная, тяжелая и по ощущениям напоминает квадрат.