То, что после такого разговора жить с Кирой невозможно — для меня не составляло вопроса, но я терял детей и эта мысль рвала сердце острой болью. Минуту сидел молча, закрыв глаза, пока не переборол немалым усилием воли эту боль, заставил себя забыть о ней. После высказал свое решение спокойным тоном, насколько он мне дался:
— С тобой я не останусь, даже ради детей. Забыть их также не хочу — буду навещать, насколько это будет возможно. Добром или злом — но я настою на том. От тебя же зависит, чтобы наши раздоры не навредили детям.
На следующий день утром мы с Катей покинули особняк, не один год бывший нам родным домом. Теперь же он давил на нас, заставлял не задерживаться лишней минуты. На прощание поцеловал сына и дочь, прижал к своей груди и ушел, не оглядываясь. Мама ждала нас дома — накануне вечером я предупредил ее о нашем возвращении. На ее расспросы — что случилось, почему, — не стал распространяться, ответил кратко:
— Объясню дома.
Встретила мама в тревоге, едва мы переступили порог, как принялась расспрашивать о происшедшем. Объяснял недолго:
— Я развожусь с Кирой. Она не захотела, чтобы Катя жила с нами дальше. Дети остаются с ней, будем решать, чтобы я смог навещать их. Пока же Кира против — придется, по-видимому, разбираться с ней через суд.
Мама от расстройства даже взмахнула руками:
— Как же так, Сережа, ведь у тебя с ней все было нормально! Что же случилось? И как теперь будут жить малыши, без родного отца? Особенно Маша — она ведь совсем еще кроха!
— Мама, когда-то, еще перед свадьбой с Кирой, говорил тебе, что брак с ней временный, пока Катя учится в университете. Мы еще с Кирой условились, что будем жить вместе и после развода. Теперь же она отказалась разводиться, даже формально, и потребовала, чтобы Катя ушла от нас. А насчет детей мне трудно сейчас сказать, как с ними сложится. Но я их не оставлю, позабочусь о них.
Видно по недовольному лицу мамы, что мои слова ее нисколько не успокоили, но не стала дальше терзать меня и без того мучительными вопросами. Приготовила с Катей завтрак — наверное, наедине с ней на кухне с пристрастием выпытывала какие-то подробности, судя по смущенному виду подруги. Немногим позже ушла в школу, оставив нас с Катей наедине. Та снова завела речь о том, что мы обсуждали еще вчера:
— Сережа, может быть, лучше все же остаться тебе с Кирой? Обо мне не переживай — я вытерплю, ради твоих детей.
Не стал повторять высказанные прежде слова, только ответил:
— Нет, Катя. Менять свое решение не стану. Надо теперь обдумать, что нам предстоит сделать в ближайшее время. Скоро мне нужно ехать в институт, а потом на смену, завтра же займусь разводом.
Мы обсудили с Катей наши дела и планы, после собрались и поехали на работу. Отвез ее к издательству, а затем отправился в институт заниматься с учебной группой. Отставил в сторону мысли и переживания о произошедшем, с полной отдачей взялся за текущие работы. В последующем много времени и нервного напряжения потребовал от меня бракоразводный процесс. Он занял два месяца — Кира так и не дала согласия на развод и свидания с детьми. Наши разногласия разбирались судом и он вынес постановление ограничить мое общение с детьми до минимума — один раз в месяц и то на несколько часов. По-видимому, не обошлось без влияния отца Киры. Со стороны бывшей жены даже выставили иск о лишении меня родительских прав, но на такое явное нарушение законного порядка судья не пошел.
Я обжаловал постановления суда в высших инстанциях, пока не добился более приемлемого решения — разрешили свидания с детьми уже раз в неделю, причем на весь день. Подключил все возможные каналы и связи, среди них и влиятельных лиц из числа своих пациентов, они и помогли мне. Как только получил на руки новое постановление суда, в ближайший выходной поехал в прежний свой дом забрать детей. За месяцы судебных тяжб, когда Кира наотрез отказала мне видеться с ними, соскучился по сыну и дочери до боли в сердце. Во сне они приходили ко мне — видел улыбающиеся лица, тянущиеся ко мне руки, — а потом таяли, как в тумане, и я не мог их удержать. Просыпался от таких снов, долго лежал, стараясь забыться, а сердце все ныло от не дающих покоя мыслей.
Началась уже зима, снег накрыл землю свежей порошей, а легкий морозец не давал ему растаять. Подъехал в условленный с бывшей женой час к воротам особняка и позвонил. От волнения дрожал палец, нажимающий на кнопку. Встряхнул себя — возьми себя в руки, нечего раскисать! Помогло от собственного внушения, как-то успокоился, хотя бы внешне. Открывшая калитку Кира нехотя ответила на мое приветствие, но все же позвала в дом, коротко бросив:
— Дети уже собраны.
Сева бросился ко мне, едва я вступил в детскую комнату:
— Папа пришел!
Поднял сына на руки, прижал к сердцу, слезы сами подступили к глазам. В горле встало комом, не мог сказать и слова. Сева продолжал торопливо выговаривать:
— Папа, я так сильно тебя ждал, а ты не приходил. Теперь ты же будешь со мной и Машей, да, папа?
Сглотнул, только потом ответил сыну, с надеждой смотревшему мне в глаза: