— Вот именно! Никакого уважения или, хотя бы, терпения к беременным. Как будто его не мать родила. Высмотрел во всей группе одну единственную в положении и давай глумиться! Это, вообще, что? Это нормальный мужик?!
— Может, у него какой-то детский страх перед беременными? Представляешь, это ж у меня ещё живота не видно. А на последних месяцах как он себя поведёт!?
— Хамло! Бескультурное хамло с детскими комплексами! Его когда мама в животе носила, башкой об угол парты стукнула. С тех пор у него тяга к знаниям и недоверие к беременным. Прям вижу, как это было!
— И я вижу. Травмированная башка и психика. Наверное, парта ещё.
— А что парта?
— Откуда мне знать?! Ну, поломалась, наверное. Ребёнок подрос, вот уже и в школу идти, а парта у него сломана. Мать-ехидна мальчику с утробы фобии прививала и мебель портила.
— Может, она тогда ещё не знала, что мальчик.
— Скорей всего, не знала. Тогда ж ещё УЗИ не было.
— Ну, вот и ответ! Это всё объясняет…
— Не, Тань, а вот ты мне, всё-таки, скажи, а вот зачем он её повёл к Родену?
— Может, ты ему как-то невнятно объяснила, что у тебя пунктик?
— Когда?
— Что «когда»?
— С чего вдруг, у меня пунктик?! Я просто эстет.
— Ну во-о-от!
— А что «вот»?
— Слушай сюда: он думал, у тебя пунктик. А ты — беременная.
— А он — эстет!
— Видишь, ты всё понимаешь. Чего придуриваешься?
— Алло, Тань, как ты думаешь, идти мне на свидание?
— С кем? -
— Да у нас тут постоянный клиент. Он меня уж как-то звал, но у меня там с Орловым всё неясно было, я отказала. А он сейчас опять приехал и зовёт.
— Не вздумай отказать!!!
— Так что, идти?
— Я не сказала «да», я не сказала «нет».
— А я сказала, что мне надо подумать. Вот, давай, думай.
— Рассказывай, что за тип.
— Ну, нормальный, вроде, мужик. Лет так за сорок. Приличный. Вроде, не женат — кольца нету.
— А внешне?
— Ну, обычный, Тань! Нос картошкой. Да что мне, семнадцать, на внешность смотреть? Без горба, и ладно.
— Причём тут горб? Ты на своём веку горбатых много видела?
— Ну, у Квазимодо был горб…
— Это бутафория. Иди! Куда звал-то?
— Я пока не спросила. Глупо как-то сказать «я подумаю», а потом спросить «куда пойдём?». Если, всё же, откажу, получится, из-за места.
— А так, если откажешь, получится, из-за картошки. А это ещё хуже, Ир! Мужики, знаешь, как к своей внешности трепетно относятся! Ты своим отказом ему рану нанесёшь!
— Придётся, чтоль, идти?
— А я тебе о чём?
— Ну что там, Ир, рассказывай! Алло!
— Ну, сходили в ресторан.
— В какой?
— Да китайский какой-то. Он палочками ел, а я сижу, как дура с вилкой. Пришлось специально официантку просить.
— Вкусно хоть поели?
— Не знаю. Мне там довелось тока капусты пожевать. Дома вкуснее.
— Ты перед ним выделывалась, что на диете? Ну и дура!
— Ничего я не выделывалась! Я курицу в рисе заказала. И салат капустный. На деле оказалось, курица сладкая, и рис из-за соуса сладкий. А капусту они просто нашинковали и даже не помяли.
— А кавалер как вообще?
— Ну, посидели, поболтали. Он и не заметил, что я голодная. А, может, решил, что на диете. А назаказывала — чисто чтоб потратился. Из вредности. Я не знаю.
— Ещё пойдёшь?
— Только, если со своим вилком. И вилкой. Не знаю, Тань. Думаешь, стоит? Как-то, вообще, не греет.
— Ир, ну не бывает, что пригласил, а ты на первом свидании сразу бах, и влюбилась. Над отношениями работать надо.
— Ладно, буду работать…
Глава 17. ИРИНА
Вот это да! Вот это, я понимаю, карма! Прям вся палитра на отдельно взятом холсте. Профессор, это кто ж тебе бланшей-то наставил? Ты с кем вчера подрался, Рембо? Мир от пьяной боеголовки спасал?
Как будто кто-то на нижние веки чернила пролил и они кляксами растеклись, переходя от фиолетового в зелёный с жёлтым кантиком. А профессор стоял, задрав голову, и только размазывал. Зелёный — это значит уже не вчера. Это дня три-четыре точно. Может, и все пять. Так, сегодня четверг, четыре-пять дней…
Опа! Это ж воскресенье! Сергей Петрович, это Вам блондиночка в глаз засветила, а потом, для симметрии, сразу и во второй? Перфекционистка, уважаю. За Родена, да? На «Вечную весну» оскорбилась? Не, я, конечно, её понимаю. Какая, нахрен, весна, когда глубокая осень?! Тоже мне, братец Апрель! Наобещал бедняжке корзину подснежников, а там тока грязные лужи проросли! А-ха-хах! Держите меня семеро!
Или что, гармония с сексом в неудачную комбинацию сложились? Чёрное выпало, а ставил на зеро? Какой дурак на «ноль» ставит, профессор?! Теперь, вот, ходи весь в красочных нулях! Очко, блин! Какая экспессивная девушка! И ведь, точно, она! Костяшки пальцев не содраны — значит, в ответку не бил. Получил своё и не ответил. Конечно, джентльмены девушек не бьют. Ай, да леди, ай, да сукин… дочь! Умничка какая! Приходи завтра в Пенсионный Фонд, я тебе охапку пышек подарю! С корзиночкой. Представишь, что подснежники. Раз кавалер не смог.
— Шкалик, хватит пялиться! Повтори, что я сказал!
— Жизнь коротка, искусство вечно?
— Дура!
— Искусство принадлежит народу! Товарищ Ленин.
— Ся-а-адь!
— Учиться, учиться и ещё раз учиться. Коммунизму! Тот же источник.