Ты мне только пиши

От нечего делать Гервасий Васильевич пошел в клинику. Вернее, не в клинику, а просто так, по направлению к городской больнице. Может быть, Хамраев скоро освободится и они еще успеют погулять перед сном.

Хамраева Гервасий Васильевич увидел уже выходящим из калитки больничного сада.

- Что там у вас стряслось? - спросил Гервасий Васильевич.

Хамраев посмотрел на него усталыми глазами и ответил:

- Худо дело, Гервасий Васильевич... Человек помер.

- От чего?

- От безграмотности... От безграмотности врача, делавшего операцию.

- А все-таки? Конкретнее.

- Позавчера удалили больному малоизмененный отросток, а сегодня больной скончался от нераспознанной прободной язвы желудка.

- Чего же они, не видели, что оперируют аппендицит в условиях перитонита?

- Значит, не видели...

- Черт бы их побрал, - выругался Гервасий Васильевич. - Что за средневековье?!

- Вот такие дела, Гервасий Васильевич, - сказал Хамраев.

Они стояли у забора больничного сада, и только желтый свет углового фонаря освещал их в черноте этого азиатского вечера.

- Слушайте, вы, заведующий горздравотделом! - вдруг зло сказал Гервасий Васильевич и еле удержался от того, чтобы не схватить Хамраева за отвороты пиджака. - Вы что думаете, будто я тешу себя мыслью, что вам, молодому, здоровому, интересно проводить время со мной, старым хрычом? Да? Вы думаете, я не понимаю, что вам от меня нужно? Какого... вы плетете вокруг меня кружева? Нужен вам хирург или нет? Я вас спрашиваю: нужен я вам или нет? - повторил Гервасий Васильевич.

- Нет, - жестко ответил Хамраев. - Мне - нет. А вот больным вы еще могли бы понадобиться.

- Чего же вы молчали, черт вас побери?! Я буду работать в вашей вонючей клинике рядовым хирургом, слышите? И никаких месткомов, никаких профкомов, никаких комиссий по снятию остатков больничного пищеблока!.. Слышите?

- Слышу! - улыбнулся Хамраев.

- Какого черта вы улыбаетесь? - завизжал от злости Гервасий Васильевич.

С тех пор утекло много воды, и сейчас, спускаясь в приемный покой, Гервасий Васильевич думал о том, что он скажет этому пареньку из цирка, который плачет и просит, чтобы его пустили к Волкову.

Он об этом думал до самой последней ступеньки и, уже шагая по коридору, понял, что ничего успокоительного придумать не может. Он разозлился на себя и на этого циркового парня, который торчит в приемном покое.

Он сделает вот что: он возьмет и расскажет этому мальчишке всю правду. И как здоровый человек погибает из-за того, что в их дурацком цирке нет постоянного опытного врача...

- Это вы к Волкову? - спросил Гервасий Васильевич у Стасика. Кроме Стасика в приемном покое сидел старик в пыльном выгоревшем халате и черной тюбетейке, порыжевшей от старости. Старик сидел прямо на полу, держа между ног истертую полевую сумку.

- Я, - ответил Стасик.

- Дохтур... - не вставая с пола, с трудом проговорил старик. - Зачем лепешка нельзя передать? Боурсак - нельзя, курд - нельзя... Из аула спускался... Семнадцать километров шел. Виноград взял, лепешка, говорит, нельзя... Я старый - ты старый... Иди скажи. Пусть лепешка берут...

И старик вынул из сумки две лепешки, завернутые в чистую тряпку. Он протянул их Гервасию Васильевичу и повторил:

- Пойди скажи... Ты старый.

- Простите, - сказал Стасику Гервасий Васильевич и наклонился над стариком: - Как фамилия?

- Ниязов, - охотно ответил старик.

- Ниязова - жена? Алтынай - жена? - спросил Гервасий Васильевич.

Старик, кряхтя, поднялся с пола.

- Жена, жена, - радостно подтвердил он.

- Нельзя ей лепешки, аксакал. Нельзя, - развел руками Гервасий Васильевич. - Вот придет Алтынай домой - сколько угодно можно будет. А сейчас нельзя.

- Э-эх!.. - тряхнул бородой старик. - Не придет. Умирать будет.

- Придет. Недельки через полторы придет, - сказал старику Гервасий Васильевич, но старик уже не слушал его, что-то недобро бормотал себе под нос и, придерживаясь за стенку рукой, направился к выходу.

В дверях он остановился, оглянулся, презрительно посмотрел на Гервасия Васильевича, еще раз тряхнул бородой и выдохнул:

- Э-э-эх!.. Ты старый человек... Ты плохой человек!..

Он зло сплюнул и вышел, осторожно ступая кривыми ногами в коричневых сапогах.

Гервасий Васильевич огорченно посмотрел ему вслед и повернулся к Стасику:

- Цирк действительно уезжает?

- Да, - ответил Стасик и с надеждой взглянул на Гервасия Васильевича.

- Сейчас я второй раз окажусь плохим человеком, - сказал Гервасий Васильевич. - Я не пущу вас к Волкову.

- Как же так, доктор?.. Я же его партнер! Я же...

- Дмитрий Сергеевич в тяжелом состоянии. Ему нужен абсолютный покой.

- Да как же вы можете!..- закричал Стасик. - Да вы знаете, что такое партнер в цирке?!

- Нет, - честно сказал Гервасий Васильевич. - Не знаю. Расскажите мне об этом, пожалуйста.

Гервасий Васильевич сел на клеенчатую кушетку, вынул папиросы и добавил:

- И все про Волкова.

Через двое суток состояние Волкова резко ухудшилось.

То, чего так боялся Гервасий Васильевич, произошло. Начался гнойный перикардит. Сердце Волкова могло захлебнуться в любую минуту. Оно просто могло не выдержать.