Ты моё дыхание

– Скажи честно: тебе что-то нужно от меня? – кидает она на меня обеспокоенный взгляд. И что-то затравленное, жуткое проскальзывает в её взгляде. Её кто-то обидел? Обижал?..

Медленно считаю до десяти, потому что эти мысли мне неприятны. Не то, что Софья думает обо мне, а то, что кто-то её запугал настолько, что она готова в каждом мужчине видеть плохое.

– Мне ничего не нужно, расслабься, – советую ей очень спокойным голосом и наконец-то завожу машину. – А что касается того, что я не помогаю девам…

Держу паузу. Искоса наблюдаю, как она замирает в ожидании ответа. Чёрт, она всё равно на взводе. Тронь её сейчас пальцем – выскочит из машины с визгом.

– Я передумал, – рублю канат. Или сук, на котором сижу. Да и хрен с ним. Внизу бывает намного интереснее, чем на высоком дереве, где и тебя никто достать не может, но и ты ни до кого не дотянешься.

Глава 10

Софья

Так не бывает. Только не со мной. Слишком хорошо – это значит, что скоро будет очень плохо, поэтому я не верю мужчине, что спокойно, сосредоточенно ведёт машину.

Мне не понятна его забота. Особенно, после показательного фырка, что он девам не помогает. Что это за игры в «помогаю», «не помогаю»?.. Почему он передумал? Есть же для этого причины?

– Софья, перестань придумывать то, чего нет, – прерывает Громов молчание и мои трусливые, скачущие, как кенгуру, мысли.

– Учти: я собой не торгую, – заявляю слишком громко и, кажется, слова звучат истерично, потому что, пока мы молчали, я успела себя накрутить.

– Я учёл. И это прекрасно, – выдаёт он невозмутимо. На нём хоть выспись: большой, спокойный, невозмутимый. Кажется, ему вообще плевать, что я сижу, как на иголках. – Считай, что я Дед Мороз.

– Дохнёшь и заморозишь? – язвлю на нервах.

– Щедрый и раздаю подарки детям. Немного раньше срока, но, думаю, это не критично. Добро ведь не только в Новый год бывает, как и чудеса.

– Не очень ты на Деда Мороза похож, – бормочу, понимая, что меня немного отпустило: я расслабилась и попыталась удобнее устроиться на сиденье.

– В следующий раз надену красную шубу, шапку, нацеплю дурацкую бороду и обязательно красный нос прилеплю.

Я издаю смешок. Ему удалось. Как он может быть таким? Как можно шутить с невозмутимо спокойным лицом?

– Это лишнее, наверное.

– Зато буду соответствовать образу. Чего ради имиджа не сделаешь? – говорит он. Ни тени улыбки на лице. Всё такой же серьёзный.

Голос у него бархатный, приятный. На мой взгляд, не очень вяжется с его внешностью, но отними хоть один штрих – рассыплется картинка, распадётся на отдельные фрагменты, станет чем-то другим, но не Костей Громовым.

Вдруг очень захотелось увидеть его улыбку. Не помню, улыбался ли он мне. Посмотреть бы на искры в его глазах. Смягчается ли его лицо? Есть ли морщинки возле глаз?

– Приехали, Софья, – говорит он, аккуратно заводя машину во двор и останавливаясь у подъезда Михайловны. – Беги домой, Снегурочка.

Кидает на меня взгляд. Глаза у него мерцают из-под ресниц. Смотрит на меня мягко, словно обволакивает, затягивая куда-то слишком глубоко. Туда, где я не умею дышать. Теряюсь. Не знаю, как себя вести и что делать.

Сердце грохочет, как тысячи молотов сразу. Не понятно, почему я медлю, но во мне бурлит такая доза адреналина, что я могу запросто поставить рекорд на стометровке, если вдруг мне приспичит её пробежать.

И тогда я делаю невероятное. То, что разумная Софья Ковалевская никогда бы и ни за что не сделала.

Я показала ему язык. Молча, зажмурив глаза. А когда я их осмелилась открыть, Костя смотрел на меня озадаченно, словно сомневался в моей адекватности.

Боже, какой стыд. Кошмар. Я выскочила из машины, как ошпаренная кошка – шерсть дыбом, глаза навыкате, щёки пылают. И последнее, что я увидела, захлопывая дверцу, – улыбку Громова.

С ума сойти. Съехать с рельс. Провалиться в тартарары.

Лучше б я его не провоцировала. Потому что как теперь развидеть, забыть то, что стоит перед глазами и не хочет уходить?

Он улыбался шикарно и щедро. Улыбка затрагивала глаза, преображала лицо. На левой щеке у Кости ямочка – маленькая и аккуратная, будто нарисованная.

Он другой. И, может, поэтому я мчу подальше от него. Безопаснее, наверное, не знать разного Громова. Не видеть его улыбки, не слышать его голоса. Вообще не узнавать настолько близко. Лучше держаться на расстоянии, но почему-то я всё равно вижу его лицо. Когда поднимаюсь лифтом. Когда открываю дверь и тихонько раздеваюсь.

Михайловна спит. Вовка сопит. Я специально прошлась по спящему дому, успокаиваясь, не зажигая свет.

Телефон в руках оживает – жужжит от входящего сообщения. Я подскакиваю от неожиданности.

«Софья?»

Одно слово – и снова сердце вскачь.

«Я дома» – печатаю трусливо, потому что не хочу слышать его голос.

На цыпочках пробираюсь в кухню, выглядываю в окно. Так и есть – стоит его машина под подъездом. Костя никуда не уехал, ждал, когда я позвоню.