Только сейчас понимаю, что несмотря на мою брезгливость в отношении этой девушки, есть в ней, как минимум, один жирный плюс: мордашка симпатичная. Ничего выдающегося, но она вполне мила. При правильной огранке, можно сделать что-то дорогостоящее. Не бриллиант, конечно, но и не дешевая бижутерия.
Наличие груди при таком колхозном безразмерном наряде не определить. Она в целом хрупкая и, скорее всего, плоская со всех сторон.
Если верить ее новоиспеченному отцу, она на редкость гордая особа, справляющаяся со всем сама, не желающая иметь с ним никакого общения и принимать какую-либо помощи, в том числе финансовую. Попросту – упрямая дура. И это все мне надо исправлять, ибо мне этот брак, как исход слияние наших с ее отцом дел, жизненно необходим.
– Раньше пенсия была уже в шестьдесят. Сожалеете? – перевожу взгляд с ее, дай Бог, имеющейся груди, на лицо.
– О чем?
– О том, что, вроде как, старость вот-вот наступит, а тут бац и продлили. Вам можно было бы уже к пенсии скоро подходить.
Это такой деревенский троллинг или она действительно видит во мне мужика предпенсионного возраста?
– А сколько по-вашему мне лет, Настя?
– Не знаю. Лет пятьдесят — пятьдесят пять?
– Не совсем.
– А сколько?
– Тридцать восемь.
– А так и не скажешь. Ну вообще все мохнатые кажутся старше. Побройтесь и десятка как с куста.
Мохнатый? Побройся? Мне это не показалось? А чего я, собственно, ожидал? Грамотности от деревенщины? Спасибо за то, что не гэкает.
– Вы не местный. Зачем едете к нам в деревню? – хороший вопрос, на который я так и не придумал добротную легенду. – На похороны Жени?
– Да, – не мешкая бросаю я. Еще бы знать, какого пола был или была Женя.
– Женька был хорошим мужиком, – ну спасибо за разгадку.
– Да, очень хорошим, – уверенно вру я, принимая страдальческое выражение лица.
– Откуда Женю знали?
– Да как-то давно подружились. В последнее время только по телефону общались. Как узнал, сразу приехал.
– Общались? Так Женя же был слабослышащий.
– А мы по смс.
– Ясно. Хорошо, что приехали. С близкими надо прощаться. Тем более с таким хорошим человеком.
– Да, Женя был человечищем, – киваю в такт девчонке. – Вы одна живете, Настя? – согласен, вопрос странный. Как и вся ситуация в целом. – Не подумайте ничего такого. Просто после похорон Жени, я решил остаться в деревне на некоторое время. Побыть, так сказать, с природой наедине. Вещи с собой прихватил, только вот с жильем вопрос нерешенный. Если вы одна живете, может, сдадите мне комнату на неделю?
– Одна. Но комнату не сдам. Соседи кости перемоют, что мужика в доме держу. Вся деревня будет судачить, – ну да, ну да, мы же в прошлом веке.
– А может, кого-нибудь знаете, кто сдает комнату?
– Никто не сдает. Так что с природой вам не уединиться. Если мы будем выжидать окончания дождя, то можем на похороны опоздать. Что-то я совсем время потеряла в лесу. Может, я подтолкну вашу машину, а вы ее заведете? – подтолкнет она. Ну-ну.
– Вы слишком хрупкая. Только если наоборот. Машину водить умеете?
– Нет.
– Тогда давайте я вам расскажу как действовать, а я будут толкать.
– Давайте.
Кратко обрисовываю ей действия, ловя проблески понимания на ее лице.
– Поняли?
– Да, – кивает, повторяя недавно произнесённые мной слова. – А потом отжимаю педаль тормоза. И как только удастся выехать, надо снова нажать на педаль тормоза, чтобы остановиться.
– Все верно. Садитесь, – указываю на свое сиденье.
Взять с собой не только одежду, но и сменную обувь было очень дельным решением, ибо мои ботинки уже уделаны по самое не могу грязью.
Даю знак девчонке и принимаюсь толкать машину. Не с первого раза, но вытащить ее все же удается. И черт бы с тем, что меня с лихвой обдало грязью при этом маневре. А вот тот факт, что машина, несмотря на мой знак тормозить, не только не остановилась, а, мать ее, продолжает ехать с еще большей скоростью, определенно напрягает.
– Тормози! – кричу ей вслед, но это как мертвому припарка.
Смотрю, как моя любимица исчезает из моего поля зрения и на уме одна нелюбимая мной нецензурщина.
Дура. Или я дурак, позволивший сесть за руль этой тугодумке. Ну что ж, день продолжает быть насыщенным.
Я прохожу по грязевой каше метров триста и, о чудо, моя машина цела и невредима. Стоит посередине уже чуть менее раздолбанной дороги. И когда я подхожу ближе, дверь с моей стороны открывается, и из нее выходит, Господи помилуй, моя будущая супруга.
– Извините, я все перепутала, – жаль, что тебя ни с кем не перепутаешь.
– Не страшно. Все целы и здоровы.
– Вы похожи на Каштанку, – усмехаясь произносит соплячка.
– Каштанку?
– Да, собака соседская. Сучка, – собакой женского пола меня еще никто не называл. – У нее одно ухо черное, как у вас. И на морде пятнышки черные.
– Красивая?
– Я?
– Собака.
– Да, красотка. Все кобели любят Каштанку.
Сажусь в машину и в полном молчании мы доезжаем до деревни.
– Спасибо, что подвезли.
Хоть бы предложила в дом пройти. Гостеприимство уровень ноль.
– Не надо. Я сама корзинки занесу.
Смотрю вслед удаляющейся Насте и понимаю, что задача становится все труднее и труднее. Возвращаюсь в машину и отъезжаю к заброшенному с виду дому.