Ты – мое наказание

– Бла-бла-бла. Не читай всякие страшилки, – захлопывает крышку моего ноутбука и ставит на стол корзину с яйцами. – И не дрейфь. Здесь главное, что у нее нет ухудшений. А вообще у нее медленная, но положительная динамика. Бывает и такое. Вангую, со дня на день ее переведут в общую палату. А ты заранее возьми и подготовься.

– Ты про отдельную палату? Ну ясное дело будет.

– Ты вроде умный, но сейчас тупишь. Да срать ей на отдельную палату. Она две недели ничо не жрет. Если ей и запихнут какой-нибудь кисель или ложку супа, то от этого она сил не прибавит. Там аппетит на нуле. Готовься, что встретишь худощавого задохлика, который и ложку не сможет сам держать, когда появится аппетит. А появится он зверский. На больничных харчах она белка не наберет. Оформи ей нормальную жрачку. Расческу купи, шампунь.

– Шампунь?

– А ты думаешь, ей голову мыли? Я тя умоляю. Этого не сделают ни у нас, ни тут. Там работы до хрена. У нее волосы длинные, прикинь какое там сейчас гнездо? Это нам кажется чем-то незначимым, потому что мы не задумываемся, имея эту возможность каждый день. А она сейчас лежит и мечтает о душе. Ночнуху ей нормальную купи. Да короче до хрена всего.

– Я понял. Можешь не продолжать.

Как бы я ни подтрунивал над этим лентяем, мозги у него работают как надо. Сейчас я даже лентяем не могу его назвать. Скорее, наоборот. Кому скажи, что этот лоботряс, после объявленного в университете карантина, не отпразднует его гулянками в каком-нибудь клубе, а предпочтет и дальше общество коз и кур, не поверят. И эта его масштабная деятельность злит, учитывая, что мне не на кого выплеснуть накопившееся раздражение и неудачи. Мне бы в пору его похвалить, но хрен ему. Еще зазнается.

– Ща я нам курочку жареную сварганю.

Когда на стол демонстративно опускается таз с курой, до меня доходит. Она не магазинная.

– Ты зарубил куру?

– Да. Я даже кайфанул. Правда, до тех пор, пока не пришлось удалять ее перья. Я заеба… колебался это делать. Надо присмотреть какую-нибудь приблуду для их общипывания.

– А ты собрался всех кур здесь перерезать?

– Здесь нет. Но у нас дома когда-нибудь да. Я, кстати, все решил. Козочек и курочек мы забираем. И Насте сделаешь приятно и нам полезно. Мы такой жратвы в городе не получим. А у тебя возраст, надо задумываться о питании. Если что я нашел доильный аппарат, чтобы упростить жизнь. Но мне пока нравится самому доить. Как надоест, можно перейти на него. Сделаем пристройку для них. Это, кстати, сейчас модно – иметь всякую живность, так что давай морду не криви, – и ведь ни Руслан, ни я не пили. Но почему у меня такое чувство, что я нахожусь в каком-то бреду. – Забыл. Гусей забиваем. Я не проникся к ним нежными чувствами. Их я всех тут перебью как раз к Настиному возвращению. Самого пиздопротивного я сегодня уже грохнул.

– Кого ты грохнул? – вдруг до меня доходит сказанное.

– Гуся. Самый крупный, агрессивный такой. Щипается падлюка.

Да, сейчас у меня определенно пронеслась вся жизнь перед глазами.

– Ты… ты понимаешь, что ты сделал?! Это был не просто гусь. Это был…да твою мать!

– Кто это был?

– Степан, блин. Настин гусь, с которым она провела хрен знает сколько лет. Он для нее что-то вроде собаки, кошки и ребенка.

– И сутенера, да?

– Что?

– Ну ты же меня к этому сутенеру собирался везти? А щипания как элемент БДСМ, да? – однозначно я недооцениваю его извилины.

– Он жив?

– Да. И я уже наладил с ним контакт, – еще никогда мне так не хотелось вмазать Руслану за его мерзкую ухмылку. – И, благодаря Настиному фотоальбому, я понял ху из ху. Но всех гусей мы не заберем. Только его.

– Иди уже готовить есть, козлодоев.

– Кондиционер для волос в списочек напиши, а то волосы хрен распутает.

Да что б я без тебя делал?!

***

Удивительно, но этот же вопрос я задаю себе на следующий день, когда наконец получаю новость о Настином переводе. Идиот. Я почему-то был уверен, что ей будет приятно видеть в палате медведя. И никогда бы сам не догадался купить расческу. Медведь – это последнее, что ей нужно. Как там сказал Руслан? Задохлик? В гроб краше кладут. Она и раньше-то была мелкая. А сейчас почти скелет, обтянутый кожей с выступающими скулами и уже почти незаметной желтоватой гематомой.

Хотя нет, не скелет она, а цыпленок с взъерошенной запутанной шевелюрой. Совершенно не знаю, как себя с ней правильно вести и что говорить. Вот чего у нее сейчас глаза на мокром месте? Ставлю пакеты на пол и сажусь на кровать.

– Ты как?

– А материться можно? – упершись руками о кровать, тихо произносит Настя.

– Как там говорят, во время болезни можно делать послабления, но не в случае матов. Так что нельзя.

– Тогда все очень хуеплохо.

– А что именно хуеплохо?

– Все. У меня нет сил, чтобы распутать волосы. У меня не получается держать на весу руки больше десяти секунд. Доковылять до душа у меня еще получилось, но стоять там нет. А мне очень надо в душ. Мне кажется, у меня в волосах уже кто-то завелся.