Она жалась к нему. Маленькая… Какая же она маленькая. Её бы на ручки и в темный уголок. Запереть и любить. Снова и снова, пока вся печаль не исчезнет из очаровательных глазок.
Марк прикрыл глаза и самопроизвольно повел носом, в очередной раз втягивая в себя лавандовый запах.
Олеся обняла его за талию и негромко сказала:
– Знаешь что, Марк…
Она остановилась, ожидая его реакции.
– Что?
– Хрен ему. Большой и толстый.
Брови Марка взметнулись кверху, а по пояснице разлилась теплая волна. Аккурат там, где были руки Олеси.
– Будет.
– Марк…
– Олеся, посмотри на меня.
Она послушалась.
– Данил сын судьи. Твой пасынок вляпался по самое не балуй. И да, мы узнали, зачем он летал в Сирию.
Олеся ничего не сказала. Смотрела на него, и он видел, как меняются её глаза. Как в них появляется уверенность. И злость. Здоровая, правильная злость. Та самая, что дает силы для дальнейшего сопротивления, борьбы, а не направлена на саморазрушение.
– Потом мне скажешь. Сейчас… Мне надо к Марте.
– Иди.
Он смотрел на двух девочек. Марте уже оказали первую медицинскую помощь. Позже он узнает, что она получила удар кулаком по лицу. Больше ободралась, когда упала на асфальт. В этот самый асфальт Марку и хотелось закопать тех уродов. Бить женщину… Молоденькую девочку.
Он перевел взгляд на Олесю. А что не досказала она о своей семейной жизни? Ему хотелось знать про Лисенка всё. Каждую мелочь, все подробности. Но он не имел права поднимать тот ужас, что она пережила. А то, что был ужас, он не сомневался.
Первый её оргазм был именно с ним. В том отеле. В ночь, когда он приехал отрабатывать спор. Марк вспомнил свои ощущения. Как Олеся, ещё безымянная, вызывающая сумасшедший отклик в его теле, реагировала на него. Как льнула к нему. Вроде бы и осторожно, и, между тем, доверчиво.
Вспомнил он и то, как к нему Марта пришла. Вторично от нее.
Руки мужчины самопроизвольно сжались в кулаки. Глеб не советовал, требовал, чтобы он сохранял голову холодной. Но с каждым днем следовать требованию дяди становилось всё сложнее.
За Беловым пришли ночью. Дома ублюдка не оказалось. Вот тут-то и потребовались бойцы Глеба.
Перекрыли трассы, кинули людей в аэропорты. Его обнаружили на одной из заправок. Мудак рассчитался картой, по ней его и вычислили. Сын военного, а про элементарные навыки ухода позабыл. Он почуял, что пахнет жареным, но оказался настолько самоуверенным, что полез в драку на ФСБ-шников. Владимир Игнатьевич тоже не просто так просиживал место в кресле.
Белов-младший до конца не верил, что его повязали. Отрицал. Злобно щерился и тихо заявлял, что он выйдет из СИЗО вечером же.
Не вышел.
При адвокате, кстати, одном из самых лучших в городе, Белову кинули на стол фотки из Сирии.
– Есть и видео.
Тогда-то Белов и побледнел. Побледнел и адвокат, потому что хватило одного мимолетного взгляда на фото, чтобы понять – дело не просто проигрышное. Тут без вариантов.
– Видео не может быть использовано…
– Неужели? Военные преступления у нас не имеют давности. Тем более, Белов Никита Вадимович на территории Сирии находился, как гражданский. И расстреливал он военнопленных, как гражданский.
– Вы не понимаете, куда суетесь.
– Думаешь?
Никто не стал бы действовать напрямую. И Алашеевы, и Тойский понимали, что Сирия – не их зона ответственности. Рискованно. Очень…
– Уверен, – глаза Белова забегали.
– Тогда как ты объяснишь своё пребывание и пребывание Вадима Валерьевича Белова на территории закрытой лаборатории, откуда вас и забирал частный вертолет? И где Вадим Валерьевич хапнул дозу химии, после которой у него начались проблемы со здоровьем?
Двойной удар.
– И напоследок… В машине Михаила Петьева установлен видеорегистратор.
– Кто такой Петьев?
– Мужчина, что помешал расправе над гражданкой Шаронской и Бакиным.
– Бакин… Фамилия знакомая…
– Владимир Игнатьевич Бакин, слышали, возможно, о таком. Судья. Довольно известный.
Шах и мат.
С судьей Марк виделся в больнице в ту злополучную ночь. Мужчины обменялись взглядами. Этого было достаточно. Созвонились они на следующий день. Владимир Игнатьевич звонил с незнакомого номера.
– Надо встретиться.
Та встреча не стала последней.
Сегодня – финальная. По крайней мере, касаемо Белова.
– Я передам эту информацию в нужные руки. Копии есть?
– Как только дадите отмашку, мы их уничтожим. У себя – точно.
Судья кивнул и встал. За последние недели он заметно похудел, появились глубокие морщины. Данилу выписали, но реабилитация ещё продолжалась.
Выйдя на улицу, Марк задрал голову к небу. Именно так стояла Олеся, когда они ждали такси у клуба. Смотрела на небо, загадывала желание. Она же загадывала?
Теперь у неё всё хорошо. Он это знал. Белов за решеткой, в изоляторе. Марк не снял наблюдение с дома Олеси. Пусть будет. Он пока не решил, сколько ещё будет приглядывать за ней. Мало ли что Белов надумает. Его возможности поуменьшились, но он по-прежнему оставался шизанутым на всю голову придурком. И мог запросто вместо того, чтобы думать, как выпутаться из дерьма, которым сам же себя и облил, строить план мести ни в чем не повинной Олеси.
Но теперь она под его защитой.