Ты – Мой Яд

– Заглохни! – пьяно перебил и сцапал меня сзади за ворот футболки, тем самым спереди ощутимо натягивая до треска ткани горловину, впившуюся в мою кожу. – Я сказал, пшел нахер отсюда, и чтоб глаза мои тебя не видели, ублюдок малолетний! – припечатал пенделем, вышвырнув из комнаты. – Щенок, вздумал еще мне перечить! Кто ты-ы-ы? – одержимым ором тянул заплетающимся языком и угрожающе вращал глазами, возвышаясь надо мной, когда я валялся на коленях после его пинка. – Ты кто, чтоб варежку свою разевать на меня, выблядок?! Запомни! – схватил меня за скулы, скрещивая свой пустой, безжизненный взгляд с моим злым, но отсутствующим, шибая в нос своим мерзким перегаром вперемешку с тухлятиной, которая зловонием намертво въелась в стены этой гнилой общаги. – Ты ничтожество! У тебя нет и никогда не будет своего слова! Ты тряпка! Грязь! Вонючая грязь из-под моей подошвы, – с размаху безжалостно ударил ладонью по лицу, заваливая на немытый затоптанный пол в этом сарае. – Ты никто! Ты даже ничто!

Ударил по больному. Всякий раз ему удается сбить меня с ног и чайной ложкой режуще выковыривать сердце.

Сжал челюсть, опустил глаза и шмыгнул носом, как пацан. Как мелкий шестилетний пацан, за все эти годы так и не узнавший, как себя вести с человеком, который не имеет власти над своими действиями, но имеет огромное желание откусить своему ребенку голову. Наверное, своему… До сих пор мне верилось, что я его сын. А вот хотелось бы… но это уже другой разговор. В этой жизни нам обоим не повезло с её сценарием. У бати, как оказалось, не тот сын. С горшка с грешком. А мне бы, чего таить, хотелось совсем другой жизни, хотя… я и не знал другой… не знал иную сторону медали. Но одно хорошо зарубил себе на носу, что в такие моменты нужно затолкать язык в жопу и молчать. Один неверный поступок, промах, и он, не постеснявшись, в легкую забьет ногами. Безобидные ошибки могут повлечь за собой серьезные последствия, которые я уже не раз проходил, проживал, а после вставал, отряхивался и шел дальше, но всегда был начеку.

– На улице уже ночь, – моя глупая и бессмысленная попытка вразумить отца, так как данный факт никогда его не останавливал. – Куда я пойду?

– Катись к черту, сукин сын! Вшивый молокосос, – со жгучей ненавистью жестко вцепился мне в шею пальцами, от которых фонило табаком, чтоб выбросить за порог, как законченную мразь.