Ты мой! Игры в сторону...

Жуков сомкнул веки, выдохнув через ноздри. Членами мериться намного проще, чем под пулями и ножом побывать.

Никаких отсрочек на потом больше не будет. Завтра ложится в больницу, правит болячки и больше никогда не оставит жену одну и в опасности.

Спортсмен сверлил взглядом холёное лицо начинающего стареть брюнета.

– Зачем припёрся?

Ухмылка не сходила с рельефных губ.

Блондин сжал пальцы, борясь с искушением. Заехать бы в них кулаком.

– С детьми поиграть и предложить кое- что. – Уверенным голосом спасителя.

– Что именно?

– Сначала обсудим это с кошк…– Павел наморщился.– С Ниной.

– С моей женой?– Желваки ходили по обезображенному лицу.

Вызывающий взгляд чёрных глаз в овет.

– С ней самой.

– Стас, кто пришёл?– Громкий крик.

А через пару секунд встревоженная шатенка выскочила из спальни, столкнувшись нос к носу с «бывшим».

– А, это ты? – Опять в западне, поставленная перед выбором, который давным–давно сделала.

Брюнет моментально прочитал её мысли, как было всегда. Кошка и через много лет была его кошкой.

С усмешкой, впившись чёрными глазами дьявола в бледное худое лицо:

– Ждала кого-то другого?

За его спиной Жуков, смотрел зверем.

Дети сидели на кухне, как мышки, слушая разговор на повышенных тонах папы с дядей Пашей.

Нина скривила губы, мгновенно оценив ситуацию. И не прогонишь из общей по сути жилплощади. Тварью неблагодарной выглядеть не хотелось. Она не знала с чем Светличный пожаловал, но приняла решение. Квартиру продать и купить дом. Шатенка ощущала себя зажатой в клещи и прекрасно понимала Жукова.

Нельзя жить там, где Павел чувствовал себя на собственной территории.

Напряжение висело в воздухе.

Она широко открыла дверь спальни.

– Заходи, предлагай.

Нина скользнула взглядом по мощным рукам Жукова с побелевшими косточками сжатых пальцев. День «икс», для выяснений первенства мужчин на кулаках, с каждым днём приближался.

Она показательно-ласково попросила:

– Присоединяйся к беседе через пять минут. – И шагнула в глубину комнаты.

Глава 17

Стас с трудом переваривал то, что слышал от хирурга, рассматривающего лицо.

– Удивительно. Первый раз в своей практике вижу, чтоб шрамы не убирали, а наносили.

Блондин сомкнул веки, открыв после вопроса.

– Говорите, что на яхте в море их получили?

Он проглотил комок, чтоб ответить.

– Это то, что сказали мне, когда вышел из комы.

Карие глаза немолодого доктора светились теплом и сочувствием.

– Вас обманули. Лицо было изуродовано намеренно.

Стас качал головой не соглашаясь.

– Этого не может быть!– Всё, что знал о том времени, переворачивалось с ног на голову и признать правду, значит поставить крест на Марианне. Отчаяние с сочувствием в больших чёрных глазах. Мази, с величайшей осторожностью втираемые в бордовый рубец, чтоб убрать его яркость. Забота в каждом мелочи, в любой мелочи. Она ночевала в его палате, до момента, когда медицинский автомобиль увёз их из клиники. Перелёт домой на чартере с медсестрой на борту. И ни разу никто не намекнул…

Он сглотнул слюну. А что ему собственно объяснили о том как нашли? Смутно, рассказ от партнёра жены. Что помнил сам? Лицо Марианны, склонённое над ним, когда обнаружили выброшенную на рифы яхту. Секунды… и полный провал в памяти.

– Неужели вас не удивило, что не задет ни один нерв?

– Я не думал над этим. – Отвечал спортсмен жёстко, даже грубо.

Доктор с удивлением пожал плечами.

– Но это настолько очевидно.

– Вам, но не мне. – Он боялся сорваться, встать с кресла и уйти, чтоб не слушать приговор воспоминаниям об испанке.

– Любая консультация у хирурга, и вам сказали бы то же самое.

Врачи осматривали Жукова и не раз в клинике, где всегда лечилась семья Луны.

– Не говорили…

Мужчина продолжал удивляться.

– Если только все были заодно, а вы необходимы именно в таком виде.

Нужен обезображенным?

Стас простонал, раздавленный неоспоримой очевидностью. Сразу отпадали ненужные вопросы с ответами о небольших несовпадениях во внешности. Резкой смене привычек на нервной почве. Забыл прошлое вместе с языком Родины, помнил тот, на каком говорил дома с родителем.

Так удобно для объяснения посторонним настороженности Эмануэля в первые дни: малыш помнил запах родного отца и мелочи в их отношениях. Слова мальчика:

«Папа стал другим»…

– Мне сказали, что это последствия аварии. Много позже я сам вспомнил про яхту.

Глаза врача выражали сочувствие.

– Амнезия?

Жуков кивнул.

– Шрам появился после?

Блондин напрягал память. К расплывчатому лицу Марианны добавился вопрос на русском:

– Вы можете говорить? Как вас зовут?

И ответ его, ничего не соображающего, напуганного до жути реальностью

– Я не знаю…– А следом вопрос уже от него.– Кто я?

Он точно не хватался за израненное лицо. Не было крови вокруг. Укол в плечо на фоне головной боли показался укусом комара, и полная темнота через пару секунд. Второй раз он очнулся в клинике в Швейцарии.

– Да.– Ответил он враз охрипшим голосом.

– А для чего могли вам его сделать?

Стас скривился, не желая углубляться в подробности. Только не здесь и не сейчас.

Он взглянул на изумлённое, чуть обалдевшее лицо Юльки, присутствующей в смотровой.

И с раздражением ответил: