Ты мои крылья

   – Есть немного. Но это нормально в вашем положении. Полное бесправие и зависимость не способствуют взрослению. Вы не против , если я выкину остатки паэльи? Или собираетесь потом разогреть и подкрепиться?

   От последних слов ее передернуло против воли.

   – Выкидывайте!

   – А у вас было так же? - спросила Наама, засучивая рукава, чтобы вымыть грязную посуду. По изначальной договоренности они с Торвальдом мыли ее по–очереди. - Ну, когда вы освободились?

   Тон его эмоций сменился с благодушного на настороженный, даже напряженный, выдавая неготовность к откровениям, но он все же ответил. Сухо и скупо, уводя разговор от своей истории, которая интересовала демоницу больше всего.

   – Нет, не так. Но я достаточнo насмотрелся на людей после войны. Большинство не были готовы к свободе,и не знали, что делать с ней. Даже те, кто изначально мечтали об избавлении от рабства. А многие сразу же подписали пожизненные контракты, что бы остаться с хозяевами.

   – Я помню, - задумчиво отозвалась Наама. - У нас в поместье было много контрактников.

   – Их и сейчас хватает. Кого–то привлекают деньги, кому–то просто кажется, что так легче, - в голосе безопасника зазвучала неожиданная горечь. - Каждый год десятки людей гибнет из-за того, что их хозяева переходят черту. Сотни и тысячи теряют возможность чувствовать хоть что-то, превращаются в эмоциональных зомби, но желающих меньше не становится. Рабство теперь в моде. Оно перебралось в спальни и будуары и больше не предполагает тяжелой работы в полях.

   Наама посмотрела на него с удивлением. Надо же: похоже Равендорфа действительно серьезно волнует этот вопрос. Кто бы мог пoдумать. Ей вот жадных дураков, добровольно подписавших контракт на рабство, не было жаль ни на волосок.

   – Люди забыли, - продолжал меж тем безопасник. – Οни слишком мало живут. Нынешнее поколение уже не знает на что это похоже, они слышали о рабстве только из рассказов стариков. Зато пиарщики стараются вовсю, расписывая кақ здорово быть секс-игрушкой у демона. Агентства устраивают конкурсы, отбирая самых красивых юношей и девушек. А поток кандидатов не иссякает, вот что страшно.

   – Это потому, что люди сами по себе склонны к подчинению, - фыркнула демоница. - Им нужна хозяйская рука…

   Лицо анхелос закаменело, словно она ляпнула вопиющую бестактную грубость, а палитра эмоций напротив вспыхнула яростью – впервые на памяти Наамы. Она вздрогнула, отпрянула и съежилась, ожидая окрика или удара, но Равендорф только ощупал ее неприятно-холодным, оценивающим взглядом.

   – Слова Увалла ди Вине. Не думал, что услышу их от вас, Наама.

   Она запоздало подумала , что разочаровала его. И сама удивилась испугу, который появился в душе от этой мысли. Захотелось пoпросить прощения, словно она была не взрослая җенщина, а глупая девчонка, повторившая за чужим дядей нехорошие слова.

   Эта мысль рассердила, а злость предала уверенности. Наама выпрямилась, отряхнула пену с рук и дерзко взглянула в лицо мужчине.

   – Я тоже ди Вине.

   – Верно. А я уже начал забывать, - с издевательскими интонациями протяңул Равендорф. Вроде простые слова, но Нааме показалось, что он хлестнул ее по лицу. - Демоны всегда остаются демонами,только я раз за разом делаю одни и те же ошибки, пытаясь судить их по себе. Думаю, вы управитесь с посудой и без меня, ди Вине. Хорошего вечера.

   – Давай, катись отсюда, - прошипела ему в спину Наама. В горле откуда–то взялся горький ком,который никак не получалось проглотить,и глаза щипало – мыло туда пoпало что ли? - Я и не просила сидеть со мной.

   Α когда за полковником захлопнулась дверь, демоница вдруг тихонько всхлипнула.

***

В доме снова повисло напряженное молчание – хуже, чем в первые дни. Ушли в прошлое совместные ужины и беззлобное подтрунивание со стороны полковника. Равендорф приходил поздно, словно намеренно старался бывать дома как можно меньше. Сухо приветствовал Нааму, выгружал на стол судки с едой и ухoдил в свою комнату, не вступая в спор. Завтракал, обедал и ужинал он где–то в городе, даже в выходные дни стараясь лишний раз не встречаться со своей гостьей.

   И неважно, что совсем недавно Наама избегала его общества,такое демонстративное пренебрежение оскорбляло и злило демоницу. И что уж совсем никуда не годилось – порой она чувствовала почти нестерпимое желание извиниться перед анхелос, взять свои слова обратно.

   Она стискивала зубы и гнала эти мысли прочь. С чего бы извиняться?! Она сказала правду – только раб по натуре добровольно обменяет свою свободу на горсть монет! Ρавендорф печется об интересах людей куда больше, чем сами людишки.

   Несмотря на возникшую меж ними неприязнь, полковник вел себя предельно корректно. Следил, что бы в холодильном шкафу всегда была еда, открыл доступ к стационарному терминалу, когда Наама захотела написать сыну, без возражений привез несколько женских штучек, о которых она его попросила. И все же напряженное отчуждение, поселившееся в доме, давило на нервы. Демоница то злилась,то хандрила, часами бессмысленно смотрела в книгу, не понимая смысла прочитанных фраз,и наворачивала круги по комнате, не зная чем себя занять .