Мы танцуем как ненормальные. Моя строгая юбка задирается до середины бедра, но у меня даже мысли не возникает ее поправить. Кружусь, виляя задницей, прихлопываю вместе с исполнителями. Голицын не отстает. Выделывает кренделя похлеще отвязных танцоров.
Вокруг собирается все больше людей. Кто-то откровенно снимает нас на телефон. Мне становится не просто смешно, а накрывает чем-то странным. Мне так хорошо в этот момент, будто с каждым движением я сбрасываю с себя что-то тяжелое, липкое, плохое. Я разгружаюсь. Заряжаюсь чистой энергетикой. Именно сейчас я впервые легкая! Обычная и до идиотизма молоденькая! Словно мне дали билет в мои восемнадцать лет, позволив прожить их иначе. Обалденное чувство… до желания кричать в небо, срывая голос. Смеяться и плакать.
И я… смеюсь!
А потом замедляюсь, задираю голову, глядя на синеву, и плачу…
— Лиза, — прижимает меня к себе Демьян, закрывая собой ото всех. — Ты чего, Лиз? — гладит по волосам, целует в макушку. — Моя самая красивая выдра… Никому тебя не отдам. Слышишь?
Цепляюсь за его рубашку, зарываясь носом в широкую грудь. От коктейля, бушующего внутри, даже стоять сложно.
Глава 23
ДЕМЬЯН
У меня мотор в кувалду превращается, когда вижу на глазах Лизы слезы. Он долбит о ребра, стремясь проломить грудную клетку. Хуй знает, что я сделал не так. Из-за танца? Так, я сам такую дичь не творил никогда, но с ней хочется всего. Даже, сука, в песочнице куличики лепить. Я бы помогал, хотя все сознательное детство ломал их, заявляя о своем превосходстве.
Закрываю училку собой и ловлю себя на мысли, что боюсь… Пиздец. Боюсь, что оттолкнет и снова закроется.
Глажу ее спину, волосы, приказывая себе не опускать руки ниже копчика. Теплая, нежная, ранимая. Комкает в ладонях мою рубашку, прижимается. Сама. Такая мелкая… Жалею выдру. Незнакомое чувство. Это не снисхождение, которым обычно удостаиваю слабый пол.
Беру Лизу за талию и сажаю на капот машины. Встаю между ног, с трудом сдерживаясь, чтобы не смотреть, как соблазнительно торчат ее голые острые коленки, а стройные бедра обнимают мой торс.
Ой все! Отвлекайся, Дема! Еще пара картинок, бля, и трахнешь решетку радиатора на “Инфе”.
— Что не так, Лиз? — цепляю пальцами ее подбородок и заставляю смотреть на меня.
— Не знаю… — шепчет, часто моргая и щурясь.
Она сейчас похожа на панду. Тушь под глазами размазалась и черные дорожки по щекам, как у клоуна пантомимы.
— Ш-ш-ш, — втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, прикладывая фалангу указательного пальца к ресницам.
— Дай посмотрю, — убираю ее руки.
— Тушь глаза щиплет… — морщится.
Достаю из кармана платок и вытираю аккуратно веки снизу и щеки. Осторожно дую на покрасневшие глаза.
— А говорили, что водостойкая… — издает смешок, позволяя мне хозяйничать на лице. Ей стыдно… Вот дуреха.
— Маркетинговый ход, а ты купилась, — пытаюсь шутить. Отвлечь. Лишь бы не плакала больше. — А еще за ученой степенью собралась…
Никогда не реагировал на бабские слезы. Исключение — мать и Раечка. И все равно, не подобным образом. Когда Лиза плачет… меня топит до спазма в желудке. Хочется стать кенгуру, сука, с авоськой на брюхе. Засунуть выдру в карман и прыгать на край света.
Промокаю влагу с уголков потрясных глаз училки. Разглядываю ее. Она что, не пользуется тоналкой? По инерции тру ее скулу и смотрю на платок. Нихера. Нет следов пудры. У нее красивая кожа от природы. Обычно, если надеваю темную одежду, то после гулянок она вся в косметике. Особенно бесят бежевые разводы на ширинке.
— Отвези меня домой, — останавливает мою руку, взяв за запястье.
— Может быть… в кафе? — не хочу с ней расставаться.
Не хо-чу!
— В другой раз, — опускает глаза, одергивая края блузки, выбившейся из-за пояса юбки.
Бля-я-я… Нельзя давить. Нельзя, Дема! Отвези и отпусти. Я буквально чувствую, как во мне сталкиваются две сущности. Одна орет: оставь, укради, спрячь и трахни. А вторая, пищит до головной боли: сделай, как просит. Дай привыкнуть.
Скрепя сердце соглашаюсь с последним. Но не отказываю себе в удовольствии обнять Полянскую еще раз. Чуть отступаю и тяну к училке руки, работая пальцами и предлагая, как ребенку, пойти ко мне. Ничего не подозревающая Лиза тянется навстречу и доверчиво идет на ручки. Моя маленькая… Умница.
Прижимаю к себе, не торопясь опускать. Открываю пассажирскую дверь и сажаю ее в салон. Пристегиваю ремнем безопасности, умышленно мазнув носом по щеке. Как же хочу ее поцеловать! Просто коснуться губ! Один раз и…
Мандариновая выдра задерживает дыхание. Ловлю краем глаза движение стиснутых коленок. В пах стреляет стойким желанием… и это совсем не заебись. Мне ж еще на свое место идти.
— Лиза, — хриплю как простуженный. Не решаюсь смотреть на нее. Застыл, бля, раком.
На хера нам эти игры, а? Ну мы дети, что ли?
— Я хочу домой, — тихо, едва слышно обдает меня нежным дыханием, запуская непривычные мурашки от шеи по всему телу.
— Да, — беру себя в руки. Обхожу тачку и прыгаю за руль.
До дома Полянской едем в молчании.