Ты моя, детка!

Когда вернулась домой, как ни странно, все спали. И в самом деле, зачем волноваться за дочь, которая в принципе способна постоять за себя... В том то и дело, что теоретически можно все, а вот на практике в условиях, продиктованных жизнью, это не всегда получается.
Обмыла израненные ступни, оплакала дорогие модные туфли, да всего навалилось... Долго полоскала горло и чистила зубы, но так и не избавилась от противного ощущения грязи. Лишь приняв душ с антибактериальным гелем, я почувствовала себя немного чище.
Уснула только к утру. В голове всю ночь неугомонным роем жужжали беспокойные мысли, перед глазами калейдоскопом сменялись картинки, пугая меня тем, что все произошедшее со мной недавно — реальность и придется как-то с этим жить... и учиться.
За выходные я немного успокоилась. Убедила себя, что последнее слово все равно останется за мной, и мне стало легче, гораздо легче. А еще я верила, что существует некое «правило бумеранга» как добра, так и зла. Даже если я в силу обстоятельств или статуса не сумею добраться до каждого, негодяям все вернется, пусть и не сейчас, но в ближайшем будущем точно. Зря они так...
Я, конечно, понимаю, что понедельник — день тяжелый и вообще безрадостный, но чтобы настолько! Этот конкретно понедельник начался со страшного, а точнее с катастрофы — с моего отчисления из университета.
Пришла я в университет, как обычно, настроенная на учебный процесс. И ничего не напоминало о событиях минувшего праздника, разве что однокурсники чаще смотрели в мою сторону и на повестке дня, похоже, стояло обсуждение исключительно меня и недавних сплетен, связанных опять же со мной. Но разговоры велись тихо, подальше от меня, да я и сама приняла решение не прислушиваться. Забудется со временем. Ожидаемая холодность новых подруг не сильно расстроила именно по той же самой причине — я ждала подобных взглядов и поджатых губ. Но они поздоровались, общались, даже немножко коснулись вечера посвящения. А услышав мою версию событий, сочувственно похлопали по плечу. Радовало, что девчата не повелись на спектакль, верили мне, а не Ирине. К тому же знакомство со старшекурсниками у них уже было и они помнили об их нахальстве и напоре.
— Карина Нежная? — В лекционный зал вошел студент старшекурсник. Все внимание аудитории тут же переключилось на него. Ну а потом соответственно на меня.
— Есть такая?
Пришлось встать.
— Я...
— Ректор вызывает.
Чего я только себе не придумывала в тот вечер посвящения, пытаясь заснуть, гадая о возможных последствиях событий, что мне пришлось пережить, но подобного размаха, разумеется, не ожидала.
Мне минут сорок пришлось ожидать в приемной, так как к ректору успели зайти перед самым моим приходом. А ожидание казни, как известно, хуже самой казни. Сердце то замирало, то разгонялось с неистовой силой, венки на висках пульсировали, а руки заледенели, словно зимой. Я прямо-таки видела, как мой отец в своей военной форме заходит в этот кабинет, на дверь которого я уже так долго смотрю, проводит там некоторое время, а потом появляется с каменным лицом, хватает меня за шкирку, опрокидывает на свое колено, сдергивает ремень и устраивает настоящую взбучку. На самом деле меня никогда не пороли, но если что-либо дойдет до родителей, мне конец!
— Студентка явилась? — В приемную выглянул сам хозяин кабинета, заодно выпуская своего посетителя. Осмотрев довольно полного мужчину невысокого роста, с залысинами, я кивнула и поднялась со стула, подчиняясь указующему на вход жесту: — Заходи!
Стоило мне войти, следом вбежал декан нашего факультета и, поправляя серый пиджак, одарил всех присутствующих взволнованным взглядом.
Виктор Владимирович Ветров, наш ректор, сдвинув брови, сел в свое кресло, полистал мое личное дело и сообщил:
— Знакомы ли вы с уставом университета?
— Д-да... — Нам его дали изучить при поступлении.
— А известно ли вам, Карина Сергеевна, что ждет нарушителей этого документа, который не что иное, как свод законов нашего учреждения?
— Известно... — Кажется, я забыла сделать вдох. Не верилось, что все происходит сейчас именно со мной.
— Распитие спиртных напитков и устраивание пьяных оргий в мужском туалете, по-вашему, подобное поведение достойно будущего врача?
— Нет. — Я подняла глаза на говорившего и поняла, что пора себя спасать, поэтому сделала удивленное лицо и вопросила: — Почему вы мне это сообщаете?
Мне швырнули на край стола личное дело, в котором я сразу разглядела фото, сделанные Ириной. Вот же... собачка такая!
— По-моему, что на снимках вы, сомнений не возникает. Садитесь в приемной и пишите объяснительную.
Я опешила. Интересное дело! Как же я должна описать столь профессионально разыгранный спектакль? Против улик у меня ничего нет. Что бы я сейчас ни сказала, все будет использовано против меня же.
Абсолютно не представляла, что написать в свое оправдание. По сути, ректор прав, я выпила спиртное...
Постойте!
По фото же нельзя определить степень опьянения человека?
Хех!
Постучав кончиком ручки по зубам, начала писать, спасать свою шкуру. Мол, мы культурно отдыхали, дурачились и кроме газировки ничего не пили.
Прочитав мое объяснение, мужчина поджал губы и сообщил все еще стоявшему в его кабинете декану:
— Завтра решу, что с этой нерадивой студенткой делать. Пригласите ее родителей. К одиннадцати утра.
— Да. Конечно. — Одарив осуждающим взглядом, декан ухватил меня за локоть и подвел к выходу. — Ко мне в кабинет!
Мне оставалось только кивнуть.
— Карина Сергеевна, — начал мужчина, — я прекрасно знаю, кто ваш отец, и мне очень не хочется его расстраивать вашим отчислением.
— А мне каково? — Состояние было — хуже некуда. — Все сказанное — неправда.
— Теперь это уже не столь важно. Главное, с начальством договориться и в дальнейшем избегать подобных инцидентов с последующей оглаской.
— Подобное я могу пообещать. Студентка я прилежная, учусь хорошо.
— Да, я знаю... Аттестат с отличием, множество наград и спортивных достижений... Что же на вечеринке произошло-то, Карина?
Наш декан был уже мужчиной солидного возраста, я ему во внучки годилась. Во времена его молодости не было инстаграма, сотовых телефонов и инстамини, да и много чего еще... Современной молодежи приходится за свою репутацию серьезно бороться, ибо вот одна компрометирующая фотография может заставить размеренную жизнь резко свернуть совершенно в ином направлении и сломать судьбу навсегда. И кулаками здесь не решишь проблему... Но на место нахалов я поставлю.
— Сама хотела бы разобраться в ситуации. Ведь кто-то же успел сделать снимок и отнести его прямиком к самому главному профессору университета? Не в деканат... Нет. Кто-то меня недолюбливает, мягко говоря... — Я грустно хмыкнула, догадываясь о девушке, которая ко мне неровно дышит. Только Ира запечатлела нас в туалете. Собственно, она и подстроила пакость.
— Будь осторожнее... Еще один скандал, и все. Боюсь, не избежать тогда исключения.
— Разумеется, я это понимаю.
— Вот и хорошо. Иди на занятия.
Лекция, конечно же, давно закончилась.
Я вернулась к началу практических занятий. Студенты шептались, тыкали в меня пальцами, некоторые спрашивали, интересуясь причинами посещения ректората, а в остальном все было как прежде. Разве что Ира старалась вообще не смотреть в мою сторону, всем видом всячески показывая, насколько я недостойна даже ее мимолетного внимания.
Несколько дней я была сама не своя. Боялась, что в любой момент моих родителей пригласят в деканат и сообщат о выходке их любимой дочурки. Отец из меня не только грушу для биться сделает, он... он меня в кадетское училище определит! Глазом не успею моргнуть, как окажусь марширующей на плацу в форме.
Через несколько дней мне позвонила секретарь декана и попросила зайти в кабинет. Оттуда мы вместе с профессором отправились к ректору. Казалось, что душа отделилась от тела и отдельно, со стороны наблюдает за телом, идущим по паркету на второй этаж.
Вместо того чтобы учиться и активно записывать важный лекционный материал, я умираю тысячью смертей на приеме у руководства медицинского университета.
Зайдя в просторный кабинет Виктора Владимировича, я застыла на месте с широко распахнутыми глазами — в кресле перед Ветровым восседал не кто иной, как Влад Горячев.
Еле сдержалась, чтобы не спросить: «Что он здесь делает?» Внутренний голос подсказал, что, скорее всего, явился меня добить и поспособствовать исключению. Кто знал, что отпор «золотому мальчику» универа нельзя оказывать? Он что, бог? Король? Да кто он вообще такой?
Негодование, вероятно, отразилось на моем лице, так как заметив, что мы с деканом пришли, парень довольно хмыкнул.
Мой непосредственный руководитель о чем-то поговорил с ректором, кивнул остолбеневшей от непонимания происходящего мне и ... вышел.
— Ну-с... Нежная Карина... Какая интересная фамилия...
— А? — не сообразила я.
— Фамилия, говорю, необычная, — повторил Ветров.
— У кого? — Голова отказывалась воспринимать информацию. В мыслях пульсировала лишь одна строка, повторяющаяся по кругу: «Ну вот и все».
— У вас.
— Спасибо. — Я натянуто улыбнулась и, повинуясь указке, присела на кресло, соседствующее с креслом Горячева. Последний буквально полоснул меня острым взглядом, судя по всему, желая искромсать на кусочки. Правда, не знаю — за что? Ах, ну да... Я не захотела садиться в его навороченный «Порше», пренебрегла ухаживаниями.
Не-е-е... Это я напрасно так поступила, за что теперь и расплачиваюсь. Те поцелуйки в мужском туалете ничто по сравнению с исключением без права на восстановление из их любимого высшего учебного заведения.