И снова всё в красных пятнах, я моментально теряюсь в пространстве. Происходящее похоже на карусель, скорость которой контролируется оператором за моей спиной. И вдруг моя ягодица загорается от внезапного шлепка! Щиплющая боль разносится по бедрам, хватаю ртом воздух. Теплая ладонь нежно ложится на пылающую ягодицу и гладит её, будто извиняясь… Мне нравится.
– Я сказал подойди к креслу, – шепчет мне на ухо.
Выставляю руки перед собой и осторожно крадусь вперед, боясь на что-нибудь наткнуться. Я уже не помню, видела ли по пути стол или ковер, за который могу ненароком запнуться.
– Не бойся. Я не дам тебе упасть. Просто иди. – Я чувствую, как он идет следом. Совершенно бесшумно, но электризуя воздух. – Ты по-прежнему меня боишься?
Колени упираются о мягкую обивку, и я останавливаюсь. На мои ягодицы ложатся мужские ладони, меня моментально пронизывает дрожь.
– …Я не знаю, что…чувствую.
– Ты волнуешься?
– Да, – произношу едва слышно. Руки сжимают мою попку, невольно подаюсь назад, с трепетом ощущая тепло его тела.
– Хочешь уйти?
– …Нет.
Правая рука скользит к бедру и вынуждает меня согнуть ногу в колене. Поставив одну на кресло, делаю тоже самое со второй и упираюсь руками о твердую спинку. Стою в позе кошечки, которая смотрит в окошко на пролетающих птичек. Мой преступник бесцеремонно раздвигает мне ноги, всё близится к горячим и долгожданным минутам. А потом вдруг он заводит руку под меня, утыкается пальцем в мой пупок и начинает медленно…издевательски медленно вести невидимую дорожку вниз. Мое тело выгибается то навстречу к нему, то от него. Клитор нуждается в ласке, но мужчина в маске не спешит удовлетворить такую очевидную потребность. Упираюсь лбом о мягкую обивку, издавая настолько соблазнительный стон мучительного ожидания, что на моем лице впервые за эти долгие минуты ужасающего сумасшествия появляется улыбка.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал с тобой?
– Думаю, это очевидно.
Палец всё ближе к эпицентру моих нервных окончаний. Это просто невыносимо!
– Общее мне известно. Скажи деталь, которая остается вне моей досягаемости.
В нем сексуально всё. От шепота и до его содержания.
– Хочу, как на карусели, – говорю, внутренне изнывая от желания слиться с ним воедино. – Чтобы захватывало дух.
– Значит, я был прав. Ты именно такая.
И внезапно ладонь накрывает мое влажное лоно, а палец стремительно врывается внутрь. От неожиданности воздух пулей вылетает из легких, я выгибаюсь и вскрикиваю от резкой боли, превратившейся в таящий кубик сахара.
– Какая же ты мокрая, – шепчет с какой-то новой более жесткой интонацией. – Такая узкая и мокрая девочка.
Я кайфую от его слов, как наркоман принявший долгожданную дозу. Я подумаю позже о том, как всё это может быть плохо и омерзительно, а пока мне слишком хорошо. И мне любопытно… Да, идеальное оправдание неприемлемой для меня вульгарности. И снова шлепок по ягодице, будто напоминание, что я здесь и сейчас и это не закончится, пока мы не дойдем до логического завершения. Во мне уже два пальца и они вырисовывают зигзаги. Сжимаю их мышцами и дыхание позади меня становится тяжелым. Он резко убирает руку, вновь оставляя меня ни с чем. Слышу шорох фольги, безукоризненная темнота позволяет досконально представить, как эрегированный мужской член обволакивает тонкий прозрачный латекс. Как его идеально ровная поверхность блестит и манит мои пылающие и набухшие складки.
– Карусели подразумевает жесткий подъем, стремительную езду и неистовую остановку. Ты к этому действительно готова, страстная девочка? – спрашивает, дразня меня собственным членом.
– Если ты не трахнешь меня сейчас, от меня останется только стон.
Он наклоняется к моему уху. Его волосатая грудь касается моей спины, щекочет…
– Девочка, от тебя сейчас вообще ничего не останется.
Есть в мире такие особенные звуки… Когда открываешь новую бутылку газировки или распечатываешь новый телефон, а крышка коробки так медленно и приятно шуршит, пока пытаешься от нее избавиться. И потом так «щелк»! Этих особенных звуков миллион и в одну единственную секунду они все вместе моментально раздаются в моих ушах. А потом мое податливое и нежное тело пронзает озверевшая мужская плоть, уничтожая во мне всё живое. Мой крик сжирает темнота, она же и скрывает боль. Грубые и сильные толчки пригвождают меня к креслу, которое со скрипом двигается с места. И снова шлепок, и снова я вскрикиваю, но внезапно охватившая паника слишком резко сменяется безумием… Да, тем немыслимо сладострастным безумием, когда если больно, то приятно, если страшно, то хочется больше! Он будто выбивает из меня всю дурь, будто хочет наказать и я этому не противлюсь. А потом резкая остановка, притягивает меня за волосы назад к себе и грубым шепотом спрашивает: