– Но с другой стороны, – беседовала Джемма с невидимым ангелом, глядя на расстилавшуюся перед ней равнину внизу, у подножия холма, – я бы никогда не увидела тот чудесный сон. Знаешь, про дом, и аллею, и удивительную какую-то осень… Зачем я очнулась…
Она вздохнула с сожалением, но вовремя спохватилась:
– Прости, мой ангел, я знаю, ты, наверное, огорчаешься, когда слышишь от меня такое… Конечно, ты ведь хочешь меня спасти, хочешь, чтобы я была невредимой… Но если бы ты там побывал… Ты бы меня понял. Мне в то мгновение, когда я бежала, казалось, что все счастье мира заключено там, в конце пути, и надо только успеть добежать. А я не добежала, понимаешь!
Она бессильно откинулась на спину, грызя ногти, и вперила взгляд в небо. Там плыли тучи. Они менялись, перетекая одна в другую, сливаясь, разъединяясь, представляя собой целый сложный изменчивый мир, которому нет дела до человеческих бед и переживаний. Джемма почувствовала себя крупицей песка, лежащей в дюнах, – настолько маленькой, что ее словно и нет вовсе. Она повернулась на бок, закрыла глаза и тут же ощутила на затылке дыхание своего ангела, еще отчетливее, чем всегда. Он как будто лег рядом с ней, обнял нежно, мягко… Джемме стало тепло и покойно, и сон увлек ее вдаль.
Она снова видела себя на аллее в осеннем саду. Не было торопливости, не было теперь желания бежать вперед, к своей цели. Потому что рядом с ней по аллее ступал тот, кто был ей ближе всего. Он и был ее целью. Она узнала в нем своего ангела, хотя и не видела ни его лица, ни фигуры. Такие мелочи были не нужны, она знала, что это он.
– Не торопись, Джемма. Всему свое время, ты же и сама знаешь. Я с тобой, ты со мной – к чему эти терзания?
– Но мне так хотелось остаться здесь! – попробовала она оправдать свое ребячливое нетерпение. И сама почувствовала его бессмысленность.
– Зачем?
– Потому что ты здесь, а я там, – нахмурилась она.
– Я – там. Я всегда с тобой. Куда идешь ты, туда иду и я. Всегда.
«Всегда», – услышала Джемма в шевелении травы. Короткий сон кончился так же незаметно, как начался. Она проснулась и села, рассеянно оглядываясь вокруг. Все было безлюдно, но она еще чувствовала его присутствие, его взгляд, прикованный только к ней одной. Девушка сладко потянулась, не в силах сдержать умиротворенную улыбку: обещание ангела всегда быть с нею сделало ее счастливее. Возможно, лишь до следующего приступа меланхолии и сомнений.
Джемма рано повзрослела. Ее движения еще были неуклюжи, как у подростка, но в глазах уже светилось какое-то сильное чувство, знание большего. Люди неизменно попадали под действие ее взгляда. Джемма впечатляла их. Однако милой и очаровательной ее никто не считал. У нее не было подруг, девочки сторонились ее и не знали, о чем говорить в ее присутствии: она не интересовалась ни мальчиками, ни нарядами, ни даже школьными уроками. Эта всегда витающая где-то Джемма…
В мечтах, снах и побегах прошло несколько лет. Джемме исполнилось двадцать, и она расцвела. На нее начали оглядываться прохожие, незнакомые ей люди. Красавицей ее было не назвать при всем желании: выше ростом, чем это принято, с порывистыми движениями и слишком смелым прямым взглядом, немного асимметричными чертами веснушчатого лица и крупноватым улыбчивым ртом. Она была прямой противоположностью миловидности, потому что ее облик не укладывался в общепринятые рамки, и даже ее волосы были ярче нормы. Девочки в школе сплетничали на переменах, что Джемма специально подкрашивает их чем-то, чтобы побольше выделяться. Но сама она в своей экзотической оболочке ощущала себя на удивление гармонично. Она была оригинальной, не похожей на других, настоящим вызовом общественности – хотя и не делала ничего предосудительного, – и именно это заставляло людей глядеть ей вслед, когда она быстрым шагом пересекала локерстоунские улицы, легко подхватывала корзину с продуктами или мчалась мимо на велосипеде.
С соседями Джемма общалась вежливо, но отстраненно, как и в детстве. Она не дичилась их, но в ее присутствии остальные чувствовали себя немного неловко и почему-то глупо. Будто они заранее знали ее превосходство и боялись сморозить какую-нибудь бессмыслицу. Тем не менее жизнь в таком небольшом городке, как Локерстоун, требовала от всех постоянного добрососедского взаимодействия. Джемма ходила по магазинам, продавала горожанам молоко с фермы, стригла овец, сама нанимала сезонных работников на ферму Вейлмартов-Донованов. И те, кто сближался с ней – работники, покупатели, – скоро приходили к выводу, что девушка вполне мила, у нее легкий нрав, умные суждения, заразительный смех и, что немаловажно, удивительная для маленького городка способность держать язык за зубами. Никто не мог похвастаться тем, что услышал сплетню от Джеммы Донован. Да и свои собственные мысли она предпочитала держать при себе.