Ты моя Рабыня

Тут я вынуждена согласиться. Густота черных прядей всегда доставляла мне кучу хлопот. Мыть и расчесывать их приходилось очень долго.

Заботливые руки Мариам убаюкивали с каждым прикосновением. Я блаженно закрыла глаза, сидя в огромной купальне с красными лепестками роз.

Не хотелось думать о том, что будет дальше, но тревога все равно кралась в сознание. И все бы хорошо: уверения Мариам подействовали на меня успокаивающе, но последние слова Амиры горели в сознании красным всполохом предзакатного знамения.

***

– Амира, почему ты не хочешь замуж? – спрашивает Лиара, старшая жена Ахлана, брата Багира.

Но кажется, что ее золовка не слышит вопроса. Она крутится перед зеркалом и примеряет на себя новое колье, что недавно купила в одном из дизайнерских бутиков.

Младшая и средняя жены, Карима и Жанила, улыбаются рассеянности их родственницы.

– А может, ты влюбилась? – неожиданно задает вопрос в пустоту Лиара, смотря, как остальные начинают посмеиваться.

Амира вдруг вспыхивает и резко оборачивается.

– Что за глупости?! – ее лицо приобретает багровый оттенок злости – Я кое-как справилась с потерей мужа, а тут вы со своими шутками!

Амира демонстративно отворачивается к зеркалу, и ее мимика приобретает трагично-надрывный оттенок.

Женщины замолкают, перестают улыбаться, лишь переглядываются. Жанила начинает расспрашивать одну из служанок Амиры про подготовку самого ожидаемого праздника – дня рождения Багира.

Сама хозяйка уходит из общей женской комнаты и уединяется в своей просторной спальне.

Губы Амиры довольно растягиваются в улыбке, когда она достает платье персикового цвета, расшитое по лифу белыми узорами. Чуть приталенное, с рукавами три четверти. Прислоняет к себе, кружится около зеркальной стены в гардеробной и мечтательно закрывает глаза.

– Теперь бы избавиться от этих глупых куриц, и можно вздохнуть спокойно, – говорит она вслух, – никто из вас не знает и никогда не узнает.

Ее тайна останется только с ней. Лишь бы брат не решил выгнать ее.

Это будет провал. Провал всех мечтаний.

Но и распускать девиц из гарема, чтобы они стали хозяйками здесь, во дворце брата, нельзя. Как только одна из них станет законной женой, все тайные страсти выйдут наружу, и тогда…

Амира открыла глаза и посмотрела в зеркало. В глубине карих глаз мелькнул безотчетный страх.

Что сделают братья, если узнают ее страшную тайну?

***

– Ну и как? – придирчиво оглядываю себя в зеркало и чувствую, как сердце колотится в бешеном ритме.

– Лейла, ты замечательно выглядишь! Настоящая принцесса! – восторженно говорит Мариам и улыбается добродушно, с нежной заботой.

Я только сейчас понимаю, что Ясмину видела лишь с утра, а потом…

Потом я вызвалась помочь слугам на кухне, а позже пришла ко мне Мариам.

– Пойдем! Осталось две минутки, а опаздывать нельзя. Господин Альми Арнара не любит этого. – Мариам распахнула дверь в коридор, и я поспешно последовала за ней.

Пульс ускорился до невероятного темпа, когда мы перешли женскую половину дома и оказались в просторных покоях Хозяина особняка.

– Дальше я не пойду. Тебя проводит Джамил, – Мариам, словно тень, исчезает за прозрачной завесой, и появляется евнух.

– Пойдем, – строго произносит он, – долго вы собирались. Господин будет недоволен.

Мне хочется ответить, что плевать на это – доволен-недоволен. Я – обыкновенная прислуга, а не наложница, которой нужно являться по первому приказу. Сдерживаюсь от хамства и проглатываю слова недовольства.

Массивные двустворчатые двери распахиваются, и передо мной открывается невероятных масштабов комната. Современное убранство, которое гармонично сочеталось с колоритным арабским, привело меня в первые секунды в замешательство.

– Проходи! – недовольно шикнул Джамил, и я сделала несколько шагов.

Мои легкие туфли на ногах тут же утонули в мягком длинном ворсе ковра.

Негромкий стук, и сзади створки двери закрылись.

Я с ужасом обернулась и ощутила, как страх с новой силой хлынул беспрерывным потоком прямо по нервным рецепторам.

– Проходи, – грубый окрик заставил вздрогнуть.

Откуда-то из-за широкой ширмы появился Багир.

На нем темно-синяя рубашка с металлическим оттенком, расстегнутая на три пуговицы, обнажая мускулистую грудь. Рукава, закатанные до локтей, открывают татуировку, от которой у меня начинают подкашиваться колени. Жуткий скорпион, держащий в клешнях змею, извивающуюся в предсмертной агонии.

Ранее я не замечала, да и в семье у нас ни у кого не было татуировок. Отец считал это тяжким грехом и даже старшему моему брату запретил делать, хоть тот и был у него любимчиком.

– Ну, и что ты стоишь, – насмешливо летит где-то над ухом, и мне хочется присесть, обнять коленки и сжаться в комочек, как в детстве, когда отец был зол на мои провинности.

Багир вырастает передо мной как громадный утес. Вовремя успеваю отвести взгляд, чтобы не встречаться с вожделенно-яростным рассматриванием моей фигуры в полупрозрачном платье.

– Тебе рассказали, кто ты, – он отступает назад, махнув рукой.