― Феликс, ты хочешь отойти от дел? — спросил он в лоб смотрящего. Сумма была настолько впечатляющей, что можно было спокойно свалить из страны и всю жизнь провести на райском острове, ни в чем себе не отказывая.
― Нет, — хмыкнул Феликс. — Пока еще повоюю.
Волков задумчиво потер подбородок и настороженно смотрел ему в лицо. Называть имя защитника Минаева по какой-то причине Феликс не желал. Однако в этой истории был замешан еще один человек, которому Волков искренне желал смерти.
― Адвокат, с помощью которого вы провернули все это…
― Мне плевать, что станет с Эдуардом Петровичем, — хладнокровно отрезал Феликс. — Мавр сделал свое дело…
― Мне нужен особняк Монастырского, трастовый фонд Анны и еще… фамильные драгоценности ее матери, — Волков начал ставить свои условия. Через суд возвращать имущество обратно было крайне затратно, долго и не факт, что реализуемо по закону. А Феликсу на государственные законы было плевать. У этого человека имелись свои собственные. — Если сделаешь, я подумаю, как переправить твои финансы за границу.
― Весь трастовый фонд вернуть не получится. А вот долю Эдуарда Петровича, а так же Минаева — легко, — ответил смотрящий. Волков понял, что, несмотря на несанкционированные дедами действия мэра города, большая часть трастового фонда Анны пошла в общак. А оттуда уже никогда не вернется к прежней владелице. Может, Феликс и не врал. Возможно, не все представители криминальной организации были согласны с методами Минаева, тем не менее, отказываться от прибыльного куша они не собирались.
― Скажи честно, тебя пытаются убрать? Ты поэтому страхуешься? — Волков интересовался не от сильной “любви” к нынешнему смотрящему. Просто Феликс был единственным представителем криминальной касты, с которым можно было адекватно работать. Этот человек, хоть и был крайне жесток, но чтил воровские законы и честь, а также всегда держал свое слово. А вот другие члены банды не отличались подобными качествами, что делало их непредсказуемыми и ненадежными. А сюрпризы Стас терпеть не мог.
― Меня всю жизнь пытаются убрать, — безразлично ответил Феликс, потушив сигару и добавил. — Неделя максимум и у тебя будут все нужные документы. И еще… заканчивай спонсировать конкурента Баринова. Твой протеже демпингует цены. Это непорядок. Руслан грозится его взорвать.
― А не кажется ли тебе, что твой протеже Руслан Баринов обнаглел?
― Я знаю про вашу давнюю вражду, Стас. Это ваше личное дело. Одно прошу: разбирайтесь тихо. Достаточно громких смертей в пока еще МОЕЙ области, — а вот это была уже явная угроза. Волков дураком не был. Он ненавидел сутенера Руслана Баринова, но его всячески защищал Феликс. Смотрящий был готов разорвать любого, кто попытался бы навредить его воспитаннику. А у Волкова теперь были заботы поважнее, чем месть этому уроду. Ладно, несмотря на стойкое желание уничтожить бизнес Баринова, придется ненадолго отступиться от этой затеи.
Уже когда Волков провожал смотрящего, они столкнулись с все-таки пришедшим на торжество мэром города. При виде них лицо Минаева побледнело и вытянулось. А Феликс, наградив жирного ублюдка презрительным взглядом, откланялся. Волков вновь оказался прав. Явившись в открытую на свадьбу, хоть и намеками, но рассказав правду о смерти Монастырских, и обещав вернуть часть наследства Анны, таким образом, Феликс наказывал Владимира Карповича за самоуправство, а также наглядно демонстрировал, кто в этой области остается хозяином.
Война с дедами обещала быть долгой и сложной. Но ничего… У Волкова достаточно сил, терпения, денег и власти, чтобы победить. Оставалось наконец-то уже стать законным владельцем тридцати процентов завода. Только вот его невеста что-то не особо спешила вернуть себе свое состояние.
Анна опаздывала на целый час! Волков уже устал названивать охране, поторапливая строптивую девушку. Ему доложили, что она закрылась в своей комнате и не выходит оттуда. Волков начинал закипать. Если после всего, что Стас для нее сделал, Анна передумает, он ее убьет! До сих пор в голове не укладывался ее непонятное поведение при подписании контракта. Анна ЕМУ посмела еще условия ставить! Да на такую наглость даже матерые мужики редко осмеливались, а тут соплячка восемнадцати лет! Любую другую уже давно бы послал… только ее вряд ли сможет. До сих пор от видения отмахнуться не может — ее глаза, полные слез и нежный ласковый голос: