Ты — моя зависимость (СИ)

— Бог у всех един. Как и Демоны в душе. И каждый приходит туда, куда тянется именно его душа…Или манит другая. Пойдемте! — он жестом указал на дверь храма. Некоторое время стоял не шевелясь, а потом пошел. Там пахло воском, ладаном. Там в свете восходящего солнца сияли разные иконы, смотрящие на тебя с высоты, прямо в душу. Я попятился назад, едва только вступил в большой зал. Мне здесь не место. Но меня взяли за руку, даже не попытался выдернул ее, и подвели к одной иконе, на которой был изображен какой-то мужчина. Не понимающе посмотрел на батюшку.

— Люди только в самые трудные минуты приходят к Богу, они считают, что в несчастье только Он может помочь, при этом забывая его благодарить за все хорошее, что с ними происходит. И если вдруг что-то не получается, как хотел человек, он возмущенно обращается к Господу и вопрошает: «Почему так?». Человек не понимает, через болезни, через трудности, через выбор, наш Отец учит хорошему, быть где-то мягче, быть к кому-то терпимее, быть открытым для светлых чувств… — его глаза устремились на меня. — У вас очень черная душа, много грехов на ней, и вы нисколько не сожалеете о том, что идет по кривой дорожке. Только вы забываете, вместе с вами и за вами идут другие люди, чистые, простые, такие как большинство, ваша темнота для них очень губительна, она сжирает весь свет, который идет изнутри от женщин и детей. Но возможно чья-та жертва ради вас станет новой жизнью для вас…

Вытащил из карманов брюк портмоне и протянул церковному служителю две пятитысячные купюры.

— Я не знаю ваших молит, ваших правил, но помолитесь об одной девушке и ее ребенке, да так сильно, чтобы я поверил в существование в вашего Бога! — всучил деньги, направился на выход, но меня окликнули:

— Постойте! А имена какие?

Смотрел на икону, которая висела над выходом.

— Не знаю, как по православному, Арина и Анна!

Больницы я возненавидел с того дня, когда мне ранним утром уставший врач, уже не реагирующий на мои бешенные взгляды, сообщил, что Аиша умерла. Потом старался здесь не задерживать, и сказав Марату, что не уйду, слукавил. Сбежал на улицу через полчаса. Меня сдавливали эти стерильные стены, меня душил специфический запах, чувствовал себя загнанным в клетку.

Марат сидел в коридоре на диване с закрытыми глазами, откинув голову на спинку. Я остановился возле него, засунув руки в карманы брюк. Он устал, это видно было в каждой черточке лица, в складочке возле губ, теней под глазами. Приоткрыв глаза, утомленно на меня глядел сквозь ресницы. Все мои чувства были задвинуты в сторону, был только холодный рассудок, равнодушный взгляд.

— Даже после самой темной ночи наступает рассвет… И все когда-нибудь кончается… — я спокойно ждал итога всего происходящего, я не позволял себе сейчас впасть в истерику, в отчаянье, не разрешал себе думать, додумывать, придумывать. Я ждал фактов. Марат выпрямился, потер глаза.

— Устал…просто дико устал. Я думал эта ночь никогда не закончится.

— Что с Ариной?

— С ней все хорошо. Если можно, так сказать.

— В смысле?

— Ты сказал, спасать всех. Вот я и спасал, но цена слишком высока, — он поднял на меня покрасневшие глаза. — Чтобы спасти Арину пришлось все репродуктивные органы удалить, я сожалею, но она больше никогда не родит ребенка.

— А с девочкой что?

— Пока рано говорить. Нужно понаблюдать пару дней и только после этого давать какие-то прогнозы. Я пойду? — от меня ждали разрешения, согласно кивнул, отступая в сторону. Марат поднялся и побрел в ординаторскую, но внезапно повернулся. — И еще. Армина тоже этой ночью родила. Мальчик. Здоровый. Она на третьем этаже, дорогу думаешь найдешь.

— Марат… Я могу их увидеть? — он растерялся, видно не сразу сообразил о ком говорю, но потом покачал головой.

— Нет. Обе в реанимации. Вечером будет видно.

Я промолчал, он ждал от меня слов благодарности, сопли радости, но смотрел на него прищуренным взглядом. Точка не поставлена, всего лишь запятая, осознав это, Марат вздохнул и скрылся за дверью.

Направился на третий этаж.

14

Армина

Саид стоял у окна с ребенком на руках. Сын в его ладонях казался совсем крошкой. Мне было и страшно, и сладко наблюдать за ними.

Ничего удивительного в его приходе не было. Он всегда приходил на следующий день после рождения детей, шептал на ушко азан и камат, затем разжевывал финик и протирал неба новорожденному. Саид не мнил себя истинным мусульманином, поэтому имена детям давал, не следуя рекомендациям Пророков, но что-то считал разумным внедрять в нашу жизнь из заповедей Карана, что-то считал идиотскими мыслями. Это тоже в свое время очень сердило отца, но не смел высказывать в слух недовольство, ибо что касается семьи, Саид считался только со своим мнением. Его прихоть- все имена детей начинались на одну букву.

— Он такой спокойный! — Саид повернулся ко мне и улыбнулся, только вот глаза оставались безучастны. Я гадала, это связано было с рождением сына или еще с чем-то.

— Да, Азамат не замолкал ни на минуту, мне казалось, что его слышно всегда.

— Он был беспокойным ребенком, да и сейчас особо не отличается уравновешенностью.