Энакин не стал долго изучать апартаменты его бывшего падавана, джедаю хватило всего одного взгляда, чтобы понять, как низко пала Асока за прошедший год, и с горечью осознать, что все его самые страшные предположения были правдой. Огромный груз вины и сожаления в один момент лег на плечи генерала, едва сдерживающего собственные эмоции по поводу плачевного состояния юной тогруты. Скайуокеру было настолько больно видеть, что произошло с одним из крайне дорогих и близких ему существом, что он едва смог удержать на лице маску крутости и непоколебимости, с которой обычно генерал шёл в бой. Но сердце его обливалось кровью. Оно буквально рыдало багряными слезами, оплакивая загубленную жизнь Асоки, отчаянно билось от волнения за судьбу Тано, с каждой секундой всё сильнее и сильнее подпитывая ненависть Энакина к самому себе за собственное бездействие. Только сейчас, увидев, как и чем жила его бывшая ученица Скайуокер наконец-то понял, какую ошибку он совершил, просто так позволив своему падавану уйти из ордена, отпустив её в никуда, даже ни разу за весь прошедший год не поинтересовавшись судьбой Асоки. Энакин был так глуп и беспечен, так наивен и безразличен к делам Тано, что это едва не привело к тому, чтобы потерять её навсегда. И джедай ненавидел себя, ненавидел лютой ненавистью за то, что он просто сидел сложа руки и бездействовал, бесцельно махал световым мечом на войне вместо того, чтобы заботиться о дорогих для него существах, в то время, как Асока всё дальше и дальше падала в бездну, всё ближе и ближе подходила к холодным объятьям смерти. С каждым новым мгновением пребывания здесь, в близи от иной, изменившейся тогруты, Энакин отчётливее ощущал, как огромное чувство вины, словно безжалостные языки пламени, больно обжигало его душу. Это было абсолютно невыносимо. И в том, что случилось с Асокой была его вина, только его. Прояви Скайуокер хоть какой-то интерес к жизни своего бывшего падавана чуть раньше и, возможно, он смог бы удержать юную тогруту от подобного, не позволить совершить фатальную ошибку. Но он ничего не сделал, абсолютно ничего. И от этого было ещё противнее и больнее.
Изъедаемый непомерным чувством вины и жалости к своей бывшей ученице, Энакин молча проследовал в спальню девушки и, по возможности аккуратно, водрузил копошащуюся у него в руках Асоку на кровать, силой заставляя ту лечь и успокоиться. Однако девушка так и не желала усмиряться. Непонятно откуда юная тогрута брала силы для сопротивления, но она всё ещё была бодра, и резка в своих действиях и выражениях. Асока активно продолжала кричать и отбиваться, высказывать, всё что она на самом и не на самом деле думала о своём учителе, грубить, хамить, придаваться истерике. Но Энакин её уже не слушал, он просто не мог нормально реагировать на безрассудные выходки Тано после всего того, что увидел сегодня, и лишь как-то отстранённо продолжал купировать активные попытки Асоки то ли вырваться из его захвата, то ли врезать своему мастеру хорошенько и по заслугам. А то, что Энакин явно заслуживал мощного удара по голове, он уже и сам не отрицал.
Скайуокеру понадобилось ещё какое-то время, чтобы прийти в себя и трезво ощутить реальность. А когда это наконец-то произошло, генерал понял, что усмирить Асоку можно было лишь одним единственным способом. Быстро и ловко нажав рукой на пару каких-то точек на плече его бывшей ученицы, джедай заставил ту отключиться, после чего заботливо уложил бессознательную девушку на подушки. И, ещё раз печально взглянув на мирно лежащую Асоку, Энакин понял, что был нужен ей, и что сегодня он уже никуда не уйдёт, не оставит её здесь, наедине с собственными проблемами.
В памяти невольно всплыло воспоминание о том, что Скайуокер обещал провести этот вечер с Падме. Романтический вечер вдвоём, наедине с женой. Им с Амидалой не так часто удавалось просто побыть вместе, насладиться обществом друг друга, и подобные моменты следовало ценить. Но сейчас, сейчас было как-то не до того. Энакин любил Падме, безумно любил, однако трезво осознавал, что в данной ситуации помочь Асоке было куда важнее. На чаше весов лежала её жизнь, и Энакин был уверен, что жена простит и поймёт его. Тем не менее, генерал всё же решил позвонить Амидале и предупредить её о том, что свидание откладывается.
Быстро нажав на комлинке нужные кнопки, Энакин как-то невольно отключил воспроизведение голограммы, почему-то решив, что Падме не стоило ни видеть, ни знать, где и с кем он сейчас находится. Ответ Амидалы не заставил себя ждать, и тяжело вздохнув, Скайуокер заговорил.
- Падме, это я, Энакин. У меня какие-то проблемы со связью, потому ты сейчас не можешь меня видеть, - виновато соврал жене он, решив сразу придумать оправдание для своего немного странного поступка с голограммой, - Прости, я сегодня не смогу прийти домой пораньше. Задержусь на задании, - всё тем же печальным тоном добавил Скайуокер.