Ты найдешь меня на краю света

С беспокойством я открыл стеклянную дверцу книжного шкафа. Там, в самом низу, хранились старые фотоальбомы. Я достал их, уселся в кресло и принялся листать пожелтевшие картонные страницы — надеялся обнаружить там школьную фотографию, на которой была бы Люсиль. Через два года после того злосчастного лета она переехала с родителями в другой город, и больше я о ней ничего не слышал. В задумчивости я захлопнул альбом. Или меня и вправду настигло прошлое? Вернулся бы я сейчас к Люсиль, имея такую возможность? И к какой Люсиль, нынешней или тогдашней? Бруно прав, люди меняются, и наша память не слишком хороший советчик в таких вопросах.

Вино настроило меня на философский лад.

Думаю, тогда я и решил смирить свой пыл и подчиниться судьбе. Конечно, меня очень интересовала та женщина, и я ничего не желал больше, как узнать, кто она и как выглядит. Но только сейчас, когда я беспокойно мерил шагами гостиную, перебирая в памяти события прошлого, мне пришло в голову, что для меня она — прежде всего автор тех писем. Именно та, кто мне пишет, волнует и заставляет тосковать, кем бы незнакомка ни оказалась в действительности.

Прошел час с тех пор, как я отправил ей ответ. С того момента, без преувеличения, я тридцать пять раз заглянул в почтовый ящик.

Тридцать шестой оказался удачным: Принчипесса ответила.

Тема: Я иду

Мой дорогой Дюк!

Мне не остается ничего другого, как немедленно ответить Вам, тоскующему по мне у монитора.

Я не меньше Вашего рада, что вопрос с носом разрешился. Если же у Вас остались еще какие-либо сомнения, спешу развеять и их. Итак, я не уродливая жаба. Вы могли бы и сами давно это заметить. Однако есть вещи, которые видны лишь со второго взгляда, потому что он иногда проникает глубже первого.

Я рада, что мой «дерзкий ход» оказался удачным. И, как Вы правильно заметили, я не случайно выбрала мисс О'Мерфи своей заместительницей. Теперь-то я знаю, что способна ублажить не только ваш слух, но и зрение. Кроме того, мой сюжет разбудил Вашу эротическую фантазию, что бы Вы там ни ворчали насчет кусочка колбасы.

Отвечая на Ваш вопрос, скажу, что я совсем не боюсь. Ни мести, которой Вы мне угрожаете, ни исполнения тех сладких обещаний, на которые спровоцировала Вас картина Буше.

Я никак не могу дождаться как того, так и другого.

И вот я спешу к вам, мой дорогой Дюк. Ваше желание для меня закон, и эта ночь принадлежит только нам. Продолжайте же меня гладить, лаская все дозволенные и недозволенные места, а когда мне будет угодно, я просто возьму Вашу руку и положу ее между своих бедер.

Спите спокойно, Принчипесса.

Не помню, в какую часть тела кровь хлынула в первую очередь, когда я дочитал это письмо. Оттолкнувшись обеими руками от письменного стола, я откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. Невероятно! В этом послании бесстыдства было больше, чем в обнаженной натуре Буше или любого другого художника. Я схватил бокал и залпом осушил его. Ни о каком сне теперь не могло быть и речи. Но и Принчипессе не знать покоя этой ночью, которая «принадлежит только нам».

Мой ответ будет похлеще. Я стану ее пылающей тенью и позабочусь о том, чтобы она до рассвета ворочалась в постели без сна.

Пальцы забегали по клавиатуре. Я писал, не поднимая глаз, пока наконец не нажал последнюю клавишу. Отправив ответ, я злорадно усмехнулся.