Ты - наша

Наклонился, гипнотизируя своими яркими глазами, прикоснулся губами… Мягко и сладко выдохнул, запуская миллионы мурашек по коже, рассыпающихся, словно бисер, колко и будоражаще.

Я была до такой степени поглощена своими ощущениями, их необычностью и силой, что даже не сопротивлялась.

И Лис пользовался моей кратковременной потерей ориентации в пространстве и летящей головой на полную катушку.

Он не торопился, с каждым движением делаясь все горячее и настойчивей, но как-то так… незаметно для ошеломленной меня, что осознание того, что происходит, что это все в реальности, а не в моих фантазиях, произошло вообще не сразу.

Я закрыла глаза и полностью погрузилась в ощущения. Сладость его губ, силу его рук, властность, такую непоколебимую уверенность в себе, в том, что ему все позволено. Что я не буду возражать.

Наш первый поцелуй запомнился мне собственным возмущением, яркостью и огнем. Второй — обжигающе яростным насилием, принуждением, от которого все внутри сжималось в дурацком, рабском каком-то предвкушении.

А в этот раз…

Я была будто одурманена, околдована, загипнотизирована.

И никак не могла выплыть из этого гипнотического транса.

Лис мягко и в то же время настойчиво пробовал меня, смаковал, не торопясь никуда. И казалось, что весь мир в этот момент замер, образовав вокруг нас стеклянный шар, наподобие тех, что продаются в сувенирных магазинах. С милыми домиками и снегом внутри. И двумя замершими фигурками влюбленных, которым никто в этом крохотном мире больше не нужен…

Лис проводил теплыми грубоватыми пальцами по моей щеке, дышал возбужденно, скользил губами по скулам, губам и шее. И я не возражала, не могла возражать… Как можно это делать, когда так хорошо? Когда все плавится внутри от самого крохотного прикосновения? Боже… Если бы Лис в самом начале наших непонятных отношений был настолько… ласковым и аккуратным, то я бы… Я бы…

Я не знаю, что было бы дальше, потому что благодаря Лису я уплыла из реальности и вернулась бы вообще не скоро… Если бы вернулась вообще.

Но реальность напомнила о себе самым тривиальным способом: Маринка вышла из своего обморочного состояния, и ее стошнило прямо на тротуар.

Клянусь, нет ничего более действенного для разрушения романтического момента, чем звуки того, что кого-то тошнит неподалеку!

Я вздрогнула в руках Лиса, приходя в себя, огляделась непонимающе, увидела плачевное состояние подруги и рванула ей на помощь.

Позади невоздержанно и грязно выругался Лис, но мне уже было не до него.

Я занималась Маринкой, поддерживала ее, вытирала лицо влажными салфетками, короче говоря, полностью переключилась.

— Ее дотащить до комнаты? — спросил Лис, мрачно наблюдавший все это время за оказанием первой помощи пьянчужке.

— Нет, спасибо, я сама, — я не поворачивалась к нему, делая вид, что поглощена Маринкой и старательно гася горящие от возбуждения и стыда щеки. До меня только-только начало доходить, что могло бы случиться, если бы не своевременное недомогание подруги. Что со мной мог бы сделать Лис. Да он, практически, и сделал! Подчинил себе! Только и оставалось, что в такси обратно утащить! И ведь еще минута-две, и утащил бы! Без всякого моего сопротивления!

Думать о том, почему я внезапно такая развратная и дурная, не было ни сил, ни возможности.

А вот сбежать — прекрасные шансы.

И я сбежала.

Трусливо.

Не оглядываясь, лишь неопределенно кивая в ответ на какие-то слова и вопросы Лиса. Все они фоном шли, потому что Маринка стонала и бессвязно жаловалась на жизнь, а в голове стоял гул возбужденно бегущей по венам крови.

В итоге, мне удалось скрыться в общаге.

На адреналине дотащив нетранспортабельную Маринку до комнаты и сгрузив ее на кровать, я побежала к окну, аккуратненько выглянула из-за шторы… И тут же спряталась под подоконник!

Лис стоял, запрокинув голову, и смотрел прямо в окна нашей комнаты!

Одинокий фонарь освещал его мрачное бледное лицо, с падающими на лоб взъерошенными светлыми волосами, и мне казалось, что глаза у парня горят совершенно потусторонним огнем.

Сердце у меня стучало совершенно по-дикому, мысли в голове путались…

Но тут вновь ожила Маринка, и я с некоторым даже облегчением принялась помогать ей бороться с последствиями отравления организма спиртным.

Примерно через пару часов Маринка угомонилась, и я к этому времени тоже вымоталась настолько, что уснула на своей кровати одетой, не успев даже подумать о произошедшем. И к счастью.

Утром я тоже нашла себе занятие, полностью занимающее голову. Учиться, учиться и еще раз учиться.

И не думать, не думать, вообще не думать!

Телефон звякает сообщением от Камня:

“Доброе утро, маленькая”

И у меня на глаза наворачиваются слезы. Он такой… Такой… А я? А я какая?

41

— Вась, тут опять корзинка у двери, — Маринка, распахнув дверь, вползает в комнату, словно сомнамбула, тащится к кровати, падает ничком, — ой-й-й… Чтоб я еще хоть раз…

— А чего не захватила?

— Я себя еле таскаю, ты о чем?

Я откладываю телефон, решив взять паузу и не писать ничего Лешке. Слишком совесть гложет, боюсь.

Встаю и выглядываю в коридор общаги.