Ты (не) моя мама

До конца рабочего дня оставалось меньше часа, а документы, которые мне нужно было передать секретарю Ярчинского так и лежали на моём столе. Видимо отвезти их придется мне самой. В голове тут же мелькнула мысль, что у меня появился шанс увидеть Алёну. Именно она придала мне уверенности.

Я подошла к Наталье, что сосредоточенно работала над своим макетом и просила:

— Где я могу узнать адрес Влада?

Она удивлённо вскинула брови и взглянула на меня исподлобья.

— А вам он зачем?

— Мне нужно передать ему документы на «Арт Эль». Он просил.

— Попросил привезти документы и не сказал куда? — ещё больше удивилась Наталья.

— Он просил передать Валентине, но её до сих пор нет.

По-хорошему, я могла уточнить адрес у самого Ярчинского, но я слишком опасалась, что он решит оставить их в офисе до завтра.

— Вот как. Сейчас найдём, раз такое дело.

Вскоре я вбивала в навигаторе нужную улицу и номер дома. И примерно через полчаса оказалась в элитном районе города, неспешно проезжая среди ряда высоких огороженных заборами коттеджей. Припарковав автомобиль на ближайшем свободном месте, я направилась к воротам. Калитку открыл высокий строгий мужчина и вежливо поприветствовал меня.

— Я с документами для Владислава Валерьевича.

— Да, проходите. — Персонал видимо был предупреждён.

Едва я ступила на вымощенную плиткой дорожку, ведущей к крыльцу, я увидела свою девочку. Замерла, забыв обо всём на свете, и просто наблюдала, как Алёна, склонившись над клумбой с цветами, что-то сосредоточено считала. На ней был светло-бирюзовый плащ и белая тоненькая шапочка — всё это модели Надежды.

— Проходите, — поторопил меня мужчина. — Владислав Валерьевич ждёт вас.

Алёна подняла голову и с любопытством посмотрела в нашу сторону. Увидев меня, улыбнулась и подскочила на месте, отряхивая руки.

— Здравствуйте, Наталья Романовна! — бодро заговорила она.

От звуков её тоненького нежного голоса внутри всколыхнулась буря эмоций. Не важно, что из уст дочери звучит не драгоценное слово «мама», а строгое официальное имя «Наталья Романовна». Когда-то я потеряла право называться матерью, и всё, что я могла сейчас, это видеть приветливую улыбку своего ребёнка. Окинула Алёну тёплым взглядом, стараясь не выдавать своих настоящих чувств. Какая же она уже взрослая и красивая. Настоящий земной ангел.

— Здравствуй, Алёна, — ответила я, шагнув к ней. — Как у тебя дела?

— Хорошо! Я ещё не переделала макет, по математике задали презентацию. Вот готовлюсь.

— На какую тему?

— «Математика в природе».

— Уверена, у тебя всё получится, — сказала искренне.

— Дядя тоже так говорит. Я хочу закончить до поездки на выставку. Вы ведь тоже поедите?

— Да, у меня есть кое-какие дела на прежнем месте работы, — мне прошлось солгать, хотя больше всего на свете я хотела, чтобы Алёна знала правду. Знала, что я еду на выставку только ради того, чтобы быть с ней рядом и любоваться её работами.

— Это здорово…

— Наталья? — послышался удивлённый голос Ярчинского.

Я обернулась. Влад вышел на крыльцо, на ходу надевая пиджак.

— Здравствуйте ещё раз, — кивнула ему.

— Что вы здесь делаете? — Его зелёные глаза внимательно изучали моё лицо.

— Приехала передать вам документы, что вы просили. Валентина была занята. — Я протянула в его руки папку и решила больше не стеснять Ярчинских своим присутствием. — Что ж, мне пора. Удачи тебе с презентацией, Алёна, — тепло улыбнулась дочери и кивнула на прощание её дяде. — Увидимся на работе, Владислав Валерьевич.

Глава 6

Владислав.

Между Натальей и Алёной невооружённым глазом проглядывалась некая связь. Едва уловимая, но всё-таки ощутимая. Или же мне всё это причудилось из-за того, что я знал об их кровном родстве?

Нет.

Наталья смотрела на мою племянницу словно на самое драгоценное, самое желанное и в то же время недосягаемое для неё сокровище. В первую нашу встречу втроём, подобных взглядов с её стороны не было. Но в этот раз Наталья не знала, что за ней наблюдают. И в момент, когда я вышел на крыльцо, лицо Райнес моментально превратилось в холодную сдержанную маску.

Её поведение сбивало с толку и раздражало. Оно не поддавалось логике и шло в разрез с моим представлением о тех людях, которые по тем или иным причинам бросали своих детей. Ситуации бывают разные, я понимаю это. Но в одном я уверен на сто процентов — если мать, отказавшаяся своего ребёнка, раскаивалась и пыталась заслужить прощение, она выставляла бы свои эмоции напоказ, пыталась бы давить на жалость и оправдываться со слезами на глазах. Но не Наталья Райнес. Все её действия — были абсолютно противоположны. Она прятала свои эмоции за холодной маской безразличия, принимала все условия, что я перед ней ставил, и не пыталась оправдаться. Не пыталась даже объяснить, по какой причине так поступила.

Почему?