Ты не посмеешь

После стольких лет независимой жизни она вполне могла бы проявлять робость и неловкость в браке, однако на деле повела себя весьма умело и чутко. Радость пришла к ним как бы сама собой, без особых усилий с их стороны.

У Лауры было восхитительное тело. Даже в свои сорок лет оно оставалось гладким, лоснящимся, прелестным, как у восемнадцатилетней девушки. Несмотря на свои беспрестанные сетования, она практически без ущерба для себя перенесла рождение двоих детей. И все же при всей безупречной красоте она оставалась холодной, недоступной и во многом неблагодарной женщиной.

Джанет же была - да, ему пришлось признать это, - была похожа на котенка, свернувшегося калачиком в постели. Нелепое, конечно, сравнение. Он представил себе, как бы расхохоталась Лаура, услышав нечто подобное. Калачиком!

А почему бы нет? Что в этом такого? Впрочем, ему едва ли стоило волноваться насчет того, чтобы сказала по этому поводу Лаура, поскольку она вообще уже ничего не могла сказать.

И все же трудно было не прислушиваться, не ожидать всякий раз взрыва ее резкого смеха - это никогда не обрывается внезапно, в одночасье.

Как-то вечером Роберт задержался у себя в офисе, а потом минут на двадцать застрял в пробке на дороге. Подъезжая к дому, он уже начал было придумывать варианты возможных объяснений и оправданий. Поначалу, пока не вспыхнет ссора, он поведет себя вполне сдержанно: потом произнесет пару заранее заготовленных фраз, чтобы попытаться предвосхитить ее возможные нападки.

- Тебя никто не просит оправдываться, - до сих пор звучал в ушах голос Лауры, - в том, что тебе никогда не хочется возвращаться к жене. И если тебе вздумалось по пути остановиться и промочить горло, то мог бы, по крайней мере, набраться смелости и прямо сказать об этом.

- Нигде я не останавливался. Просто неожиданно позвонили из Парижа.

- Ах-ах, какая важность! Но ты мог хотя бы вспомнить, что на сегодня мы пригласили Гарри и Джози.

- Могли бы и подождать.

- Ну да, пока ты не соблаговолишь заявиться, Не перетрудился бы взять и позвонить. Самая элементарная вежливость…

- Я звонил перед уходом, но тебя не было дома.

- Лжешь.

- Говорю тебе…

- Ничего мне не надо говорить. И ни к чему поднимать шум. Не понимаю, с чего это тебя потянуло на жалобный лепет? Роберт, дорогой, пора бы тебе уже повзрослеть.

Он повторял всю эту сцену, прокручивая ее еще до того, как была произнесена первая фраза. А потом, когда дорога пошла под уклон и он увидел впереди себя извилистую ленту реки, то понял, что ни к чему было проговаривать все эти фразы, не стоило предвкушать поток обрывистых слов и нетерпеливого подергивания плеч: Лауры там не было. Сейчас там была Джанет, а Джанет не станет затевать мелочную перепалку.

Поначалу он думал, что Джанет почувствует себя неловко в обращении с детьми, однако она и здесь очень быстро нашлась. С Майклом она повела себя вполне на равных, а в отношении Кандиды проявляла осторожность, замешанную на известной доле решимости.

Майкл учился на первом курсе Сассекского университета. В последний год в его движениях появилась некоторая манерность, однако Джанет отнеслась к этому как к чему-то вполне естественному и не стала, подобно Лауре, делать круглые глаза или обращаться с ним со слащавой снисходительностью. Однажды Майкл намекнул, что намерен всерьез заняться карьерой на телевидении - это фраза была особенно популярна в среде его приятелей. Подобно им, он не вполне отчетливо представлял себе, что это такое, но тем не менее носил розовую рубаху и отрастил песочного цвета бородку в ожидании того момента, когда на него обратят внимание. Каникулы он провел в Греции и обнаружил там остров, который мог быть по достоинству оценен лишь им самим и двумя его ближайшими друзьями. Когда он на этот раз на Пасху приехал в отчий дом и несколько привык к Джанет, его любимым словечком стала «пластичность» - в прошлом году это было «концептуально». Роберт чувствовал, что в глубине души это милый и вполне здравомыслящий юноша.

Кандида, посещавшая местную школу, оказалась особой потяжелее. Она постоянно жила в родительском доме, беспрестанно дулась, хмурилась, хихикала и по обыкновению то и дело кидалась то в экстатическую восторженность, то в отчаяние, причем в последнее время делала это с особым нажимом, словно бросая вызов Джанет и прощупывая, как далеко она может зайти в своих выкрутасах.

Джанет справилась и с этим. Она не пыталась диктовать свои условия, но и не заискивала перед ней: не шпионила за девочкой, хотя каким-то образом ухитрялась отбирать у нее те книжки, которые, по ее мнению, Кандиде в ее возрасте пока не стоило читать. И при этом вела себя ровно, с юморком, но вполне решительно.

- Просто не верится, - проговорил как-то раз в воскресенье Роберт.

- Во что не верится?

- Ну… э… - Ему снова пришла на ум наивная мысль, пришла и понравилась. - В свое счастье, - сказал он. - Вот и все. Просто в собственное счастье, и ничего больше.

Джанет вспыхнула, чуть надула губы, как бы застенчиво отвергая эту идею, и все же явно радуясь ей.

- Ты такой милый, - проговорила она.